Особый дар
Шрифт:
Что он себе вообразил? Можно подумать, если у него есть этот телекинетический дар, то он уже невесть кто? Полубог? Сверхчеловек, который может себе позволить плевать на чувства других людей? Разъяренно и обиженно я смотрела в окно, твердо решив никогда в своей жизни больше ни словом с ним не перекинуться, не проронить ни звука. И я сбегу от него, когда он в следующий раз хоть на секунду отвлечется. Не моргнув и глазом. И я подойду к ближайшему полицейскому посту и расскажу все до мелочей, что он сделал и что он мне рассказал.
Поезд постепенно замедлял ход, за окном показались дома и улицы. Арманд взял расписание и еще раз внимательно
– Это, должно быть, Ансбах, – сказал он как ни в чем не бывало. Он посмотрел на часы. – Да, ноль часов пятьдесят шесть минут. Мы едем без опозданий.
Я молчала.
Поезд остановился. Арманд встал, открыл окно и стал смотреть на платформу, наблюдая, кто выходит из поезда, а кто садится. Пассажиров было немного. Я увидела только одного мужчину с кейсом; он на ходу поднял воротник. Дул холодный пронизывающий ветер.
Потом свисток, и поезд тронулся. Арманд закрыл окно и снова сверился с расписанием.
– Следующая остановка в Нюрнберге, около половины второго. А уж потом долго будем ехать не останавливаясь до следующей остановки в пять утра в Галле. [9] Странное название для города. Можно подумать, что над всем городом построена крыша.
Я молчала.
Он покачал головой:
– В любом случае это больше трех с половиной часов езды без остановок. Тут можно будет и подремать немного.
9
Зал; крытое помещение (нем.).
Я упорно молчала.
Он отложил в сторону буклет с расписанием и сладко зевнул.
– Итак, пока все идет отлично. – Он испытующе посмотрел на меня, как будто только теперь заметил, что я перестала с ним разговаривать. – Скажи, то, в чем ты мне тут призналась, это ведь была какая-то уловка, не так ли?
Меня прорвало. Кровь прилила к лицу. У меня было только одно желание, подавившее все другие чувства: сделать ему больно.
– О да, конечно! Забудь об этом! – выкрикнула я, придав своему голосу как можно более издевательский тон. – Забудь об этом. Конечно, это уловка, небольшая глупая уловка. Разумеется, у меня это просто случайно вырвалось. Или ты всерьез полагаешь, что я брошусь тебе на шею, потому что ты так очаровал меня своим телекинетическим искусством? – Я одарила его едкой акульей улыбкой. – Конечно, нет. Боже мой, если бы ты знал, как ты мне противен, ты… ты монстр!
Наступившая тишина показалась мне взрывом. Испугавшись собственных слов, я зажала себе рот рукой. Я готова была откусить себе язык, если бы тем самым я вернула свои слова обратно, как будто я их не произносила. Вся моя ярость вдруг прошла, как будто ее и не было. Я только сидела напротив и смущенно смотрела на него.
Во время моей тирады Арманд отпрянул назад, как будто получил пощечину. Он очень побледнел. Он сидел, смотрел на меня неестественно широко раскрытыми глазами, не двигаясь, как парализованный, – ни единый мускул не дрогнул на его лице. Было понятно, что я его смертельно обидела. Я смотрела на него как кролик на удава, и у меня в голове вертелась только одна оглушительная мысль: Теперь он меня прикончит!
Но тут неожиданно с треском, от которого я вздрогнула, как от электрического удара,
Я была словно в тумане, взяла один осколок, потом положила его обратно, не зная, что мне делать. Никогда в жизни мне не было так стыдно. Если бы земля расступилась и поглотила меня, я бы приняла это как справедливое возмездие за все. Но ничего подобного не случилось. Поезд мчался в ночь, совершенно равнодушный к тому, что происходило или не происходило у него внутри, с грохотом проезжал мосты, мирно спящие деревеньки, и снова и снова вдали блуждали огни.
Со временем я пришла в себя. Я встала и вышла в коридор. Под моими ногами захрустели осколки. Куда Арманд мог деться? Я медленно прошла по темному коридору. В большинстве отсеков никого не было. На стеклянных дверях некоторых отсеков были задернуты занавески и выключен свет. В проемах неплотно задернутых занавесок угадывались силуэты спящих людей. Я дошла до конца вагона и попала в тамбур. Здесь было прохладно, а стук колес громко отдавался в ушах. Следующий вагон был купейный.
Я остановилась. В туалете кто-то был. Я огляделась и, никого вокруг не обнаружив, приложила ухо к двери и стала прислушиваться. Кто-то плакал навзрыд. Арманд.
Это было ужасно. Рыдания были полны невыносимого отчаяния; как будто он хотел кричать, но знал, что ни один крик не будет настолько громким, чтобы его услышали. Таких страшных рыданий, идущих, казалось, из самой бездны, я еще никогда в жизни не слышала.
Мне было очень не по себе, когда я вернулась в наш отсек. Я включила верхний свет, подождала, жмурясь, пока глаза привыкнут к нему и начала собирать осколки. Обвязав руку платком, чтобы не порезаться, я собрала даже те осколки, которые лежали на полочке, и выкинула все это в маленькое мусорное ведерко под окном.
Потом села на свое место и стала просто смотреть перед собой. Я думала о том, что он рассказал мне про институт, где его долгие годы изучали как редкое животное.
Он, должно быть, жил в своего рода духовной пустыне. Ему удивлялись, но его не любили.
Я встала, чтобы выключить свет. Я была очень расстроена. Но что я могла сделать? В те моменты, когда я его не боялась, я в общем-то только восхищалась им. Однако я увидела мальчика, который был гораздо привлекательнее, чем все ребята, которых я знала. Он обладал сверхъестественными способностями. Он отважился пуститься в бегство через весь континент и противостоять целой армии преследователей. Я даже не думала о том, какой страх и отчаяние нужно было испытывать, чтобы решиться на такой шаг. По большому счету я совсем его не знала. Что мне было делать?
Я мрачно посмотрела в окно, на пейзаж, проплывающий мимо. Я отчетливо вспомнила слова, которые Арманд произнес сегодня вечером: «Я больше не вернусь туда ни за что на свете. Я скорее умру».
Боже мой. У меня в голове пронеслась страшная картина: кровь, вскрытые вены. Нет, он ведь ничего с собой не сделает!
Я вскочила, выбежала из отсека и стремглав промчалась по коридору. Дверь в тамбур, холод, оглушительный стук колес. А на двери все еще была надпись: «Занято». Я прислушалась, затаив дыхание.