Особый порядок
Шрифт:
– Думаю… Не знаю точно.
– Ирочка, не томись ты, говори.
– Я сама точно, правда, не знаю. Было как-то дело, пару раз обратила внимание, как она на тебя глядела.
– О ком ты?
– Нет, дядя, я не уверена…
– Хорошо. Когда будешь уверена, тогда и скажешь. Договорились?
– Ладно.
– А как ты думаешь, в понедельник будет ли тебя встречать Илья?
– Может быть… Мне всё равно… Только он друг Николая.
– Значит, дело именно в Николае?
– Ой, дядя! Ну нравится он мне!
– Вот и встречайся с ним, а не прячься от него.
– А как?
– Эх, глупенькая ты.
– Дядя, подскажи.
– И чего здесь подсказывать?
– Ой…
– Вот потом и будет тебе ой… Хватит на сегодня. Поздно. Засиделись мы.
Они разошлись по комнатам. Андрей Иванович посмотрел на настенные часы: полночь.
Давно уже лежал в постели Андрей Иванович, но заснуть никак не мог. Вертелся он с бока на бок, даже бока устали. Надоела ему эта бессонница. Карлин поднялся, оделся и вышел из своей тёплой комнаты. Накинул утеплённую куртку, надел меховую шапку и вышел на улицу. Стояла тишина, хрустальная и звенящая. Жгло холодом – морозец. Карлин поднял голову вверх – а там звёзды да звёзды и луна, одна-единственная, круглая и ясная.
«Почему так: луна – холодная и далёкая, никого не может обогреть, вместе с тем она удивительно манящая. Сколько людских взоров к ней было устремлено? Сколько их ещё будет? Сколько поэтов и художников посвятили ей свои произведения. Удивительно! Почему так? – думалось Андрею Ивановичу, когда прогуливался он по улице. – Почему?.. Да потому, что это единственный свет в ночной мгле! Вот он, ответ! А что звёзды? Красиво! Они ещё дальше и ничуть не дают света, лишь радуют. А что человеку нужно? Свет да радость…»
Погуляв около часа, Карлин тихо вошёл в дом и прошёл к себе. Он чувствовал в себе ту лёгкую приятную усталость, которая непременно благотворно влияла на его здоровый сон.
Привычка, ей-богу, вторая натура. Она, говорят, и глупая, а к умному глупое так и пристаёт. Всё состоит из противоположностей, составляющих единое целое: как нет добра без зла, нет любви без ненависти, или что-то в этом роде.
Привычка наблюдать, изучать, сравнивать и сопоставлять – вот критерий познания, по которому делается умозаключение. Любому эксперту-криминалисту (и пусть даже бывшему) без этого никак нельзя. Привычка! Волей-неволей этим потом занимаешься всю жизнь. Криминалисту всегда интересен непосредственно предмет, небезынтересна даже маленькая деталь, способная рассказать о многом. «Как это так?» – спросите вы. «Всё очень просто, – будет ответ, – да непросвещённому в этих делах, боюсь, будет скучно». Но не об этом сейчас разговор. Не только есть привычка. Андрей Иванович был человеком творческим, мыслил образами – непременное дело (так и хочется сказать – дело рук) гуманитарного образования. Умение мыслить образами и видеть отдельные предметы как единое целое даёт возможность безошибочно определять целостность сложного предмета. «Видеть частное в общем и общее в частном», – Карлин, как эксперт, знал и помнил это высказывание.
Видение привычек сложной человеческой натуры позволяет определяться в нравственных или безнравственных сторонах человека. Криминалист относится к человеку как к объекту, если, разумеется, он, человек, интересен для изучения, исследования. Так объект уже представляется не только в видимой оболочке, физиологической натуре, но и обретает душевную форму, всегда противоречивую, в зависимости от обстоятельств. Это как один и тот же предмет при необычном для себя обстоятельстве может выглядеть совсем иначе. Возьмём,
Таким образом хотелось узнать Карлину натуры двух друзей: Николая и Ильи, которые уже сами по себе казались ему людьми интересными.
Воскресный полдень. Карлин откуда-то возвращался, шёл по улице медленно. Его лицо выражало спокойствие, хотя внутренне он был недоволен.
– Добрый вечер, Андрей Иванович, – увидев его, сказал Одовцев, выйдя из дома на улицу. – Хватит мёрзнуть, заходите к нам.
– А-а, Михаил Михайлович! Здравствуйте. Что ж, и зайдём.
Карлин вновь оказался в большом светлом зале, где находился Николай и читал книгу.
– Добрый день, Андрей Иванович!
В глазах Николая блеснула радость; в его глазах – открытость и наивность. Карлин протянул ему руку.
– Андрей Иванович, – вдруг обратился Михаил Михайлович, – мне нужно на часок исчезнуть. Вот-вот должны будут подойти Татьяна Тимофеевна и Анюта.
– Прекрасно! А мы с Николаем пока здесь побудем.
Одовцев вышел. Сразу после его ухода в доме по полу прошёлся холод.
– Ну, дорогой, как делишки идут у тебя?
– Да вот, к сессии готовлюсь.
– Хорошо, – сказал Андрей Иванович и, подумав, продолжил не без умысла: – Ирина тоже готовится.
Николай не знал, что сказать сразу. Андрей Иванович выждал паузу.
– А как она вообще-то?
Карлину этого и нужно было: чтобы он сам первым заинтересовался, переборов в себе нерешительность. И это было лишь началом. А начало развязалось – завяжется и конец.
– А тебе действительно интересно знать?
– В общем, да.
– Если в общем, то тогда не помешало бы и чаю попить для начала.
– Хорошая идея.
Через несколько минут уже в другой комнате они за чаем продолжили разговор.
– Итак, – продолжал Андрей Иванович, – если в общем…
– Я так, образно сказал «в общем».
– Ну ладно, будь по-твоему, – как бы извиняясь, принял во внимание Карлин и спросил: – А чем конкретно она тебе кажется интересной?
– Умная, скромная, добрая…
– О, это достаточно хорошие качества.
Николай улыбнулся и отпил горячего чая, а после продолжил:
– Только мне кажется, она боится…
– И кого или чего?
– Меня, – невнятно проговорил Николай.
– Нет, это не так, то есть не совсем так.
– Как же?
– Любой человек чего-то да боится. Она боится не тебя. Боится твоего… как бы выразиться, – и Карлин задумался, – твоего решения, что ты ей скажешь.
– Я ничего плохого ей сказать не смогу.
– Прекрасно! У единого живого организма всегда имеются две особенности стати, две противоположности, притягивающиеся друг к другу. Так и липнут, так и норовят стать целым. В вашем же случае имеются решительность и робость. Как ты думаешь, чего больше в тебе: решительности или робости?