Особый порядок
Шрифт:
– Я посмотрю, что там делают другие.
Андрей Иванович невольно бросил взгляд на окна. За окнами темнело. Гость медленно поднялся и подошёл к шкафу. Он открыл длинную стеклянную створку и вынул из плотного книжного ряда книгу. Как только она оказалась у него в руках, в зал вошла Татьяна Тимофеевна. Она попросила его пройти в другую комнату – и книга быстро оказалась на прежнем месте. Другой комнатой оказалась большая кухня, одновременно служившая и столовой, посередине её стоял большой стол. На столе было уже выставлено различное кушанье.
– Вы
– А без разницы.
Все собрались к столу. За столом разговор складывался не сразу, вяло. Разумеется, когда было выпито несколько порций вина и водки (Татьяна Тимофеевна и Анна, недавно вернувшаяся от подруги, пили вино, а мужчины – водку), стало непринуждённо, весело, и разговор оживился…
За весёлым разговором, как обычно, время шло неудержимо быстро. Андрей Иванович, погостив ещё часок, простился с добрым гостеприимным семейством Одовцевых, пообещав, что непременно будет заходить чаще. Карлин вышел на улицу и медленно пошёл к себе домой.
На улице темно, дул сырой, холодный ветер. Как хорошо было на душе у Карлина – легко и светло; давно он себя таким не ощущал. Встреча навеяла ему светлые молодые воспоминания, смешные и наивные. А что ещё мог, скажите, испытывать человек, побывавший в гостях, где было ощутимо доброе прошлое, где определился новый круг друзей, где была им выпита водка, разогнавшая в крови гормоны радости. И больно оказалось бы, если бы радость вдруг исчезла, сменившись на мрачность. А омрачить человека гораздо проще, уж так устроена его натура, впрочем человеческая вообще.
Улица, по которой Андрей Иванович шёл домой, освещалась лишь местами и тускло. Идя по улице, он не заметил, как перед ним оказались два человека, а разглядеть их не было возможности.
– Закурить не будет?
– Нет, не курю, – ответил Андрей Иванович.
– Спортсмен, значит.
– Обидно как-то здоровеньким помирать.
– Нет, здоровеньким жить, – возразил им Карлин, – а помирать-таки – как бог даст.
– Ну, тогда будь здоров, папаша, и не помирай.
– Благодарю!
– А не за что.
На этом и обошлось – они разошлись.
Андрей Иванович вошёл в дом и быстро проследовал в свою комнату. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь его видел, ему хотелось побыть одному. Карлин оставался в ней один немного больше получаса.
Дверь тихо отворилась, и в комнату вошёл Дима с вопросом:
– Дядя, а ты где был?
– Гулял.
– А ты возьмёшь меня с собой в другой раз?
– Куда?
– Гулять… Ой, дядя, а чем это ты пахнешь?
– Иди-ка лучше в свою комнату и не мешай мне, устал твой дядя, – улыбаясь, возмутился Карлин. – Ишь ты какой, пахнет от меня!
Дима ушёл, нисколько не обидевшись. Напротив даже, обрадовался: ему стало интересно, отчего это дядя сегодня совсем не такой и весело-странный. И с этой радостью побежал к тёте, надеясь, что она ему, бестолковому, растолкует. Андрей
– Ты чем-то расстроен, дядя, да? – заискивая, спросила племянница.
– С чего это ты взяла? Нет, наоборот даже.
– А к кому ты ходил сегодня?
– К Одовцевым.
Ирину вдруг всю передёрнуло, будто сквозь неё прошёл электрический разряд. Она на какое-то время даже забылась. Резкое изменение в племяннице удивило дядю.
– Что с тобой?
– Со мной?.. Да так… Ничего.
Андрей Иванович подозрительно посмотрел на Ирину, которая, не дожидаясь, что ещё скажет дядя, быстро ушла. Он хотел последовать за нею, но передумал.
Известно, что всем пребывающим в хорошем настроении трудно усидеть на одном месте, тем более одному, да притом в замкнутом пространстве. Трудно было усидеть одному и Андрею Ивановичу. Он направился к дверям; на выходе столкнулся с Еленой Ивановной, которая хотела зайти к нему. Карлин вернулся на прежнее место, а она проследовала за ним и остановилась у окна комнаты.
– Слушай, Леночка, Ирина какое-нибудь имеет отношение к Одовцевым?
– А почему ты об этом спрашиваешь?
– Потому что у меня возникли некоторые подозрения.
– Да какие могут быть отношения?.. Разумеется, никаких, если не брать во внимание одно обстоятельство… – И какое?
– Неужели ты до сих пор не знаешь, не увидел?..
– Привычка, Леночка: мне нужно лишь уточнить, услышать от тех, кто убеждённо знает. Ты ведь знаешь? – Наша Ирина влюблена в Николая.
– Прекрасно!
– Что прекрасно?
– Что влюблена она, – улыбнулся Андрей Иванович.
– Ты к Одовцевым ходил сегодня?
– Ну, ходил.
– И что? Как там они?
– Живут хорошо, в мире и согласии. А когда ты у них была в последний раз?
Елена Ивановна задумалась и ответила:
– Не помню…
– А кстати, встречаются ли они? Я ведь не видел.
– Николай с Ириной?
– Ну.
– Встречаются… Впрочем, Ирина не любит, когда ей напоминают о нём.
– Отчего? – удивился Андрей Иванович.
– Не любит, когда вмешиваются в её чувства. Это её личное дело.
– Разумеется, её. Нынешняя молодёжь предпочитает не слушать нотаций взрослых, а учиться на собственных ошибках. Тем самым как раз-то они очень заблуждаются. А попробуй поучить их. О!..
– Но всё равно хочется им помочь.
– Откуда нам знать, что им надо: чужая душа – потёмки. Они лучше нашего знают, что им нужно. Потому будет разумнее, если они сами разберутся в себе.
Елена Ивановна не возражала ему, хотя была убеждена, что родители знают лучше, что нужно их детям. И Карлин же был готов во многом согласиться с нею, но много чего оставил при себе. Несказанное или само недосказанное порождает сомнения, а за сомнениями следуют мучения – прародитель страданий, как ниспосланное наказание.