Осознание
Шрифт:
– Здесь утонешь! – рассмеялась Алиса, но, видимо согласившись с мнением Эдвард, больше вырываться не пыталась, – Тут до глубины еще дойти надо… Ладно, если купаться не хочешь, то пошли тогда назад…
– Надо будет как-нибудь днем сюда прийти, – кивнул Эдвард, – здесь не так уж и плохо, а сейчас уже слишком темно.
Ночной лес был гораздо менее приветливым, нежели дневной, и идти по нему гораздо сложнее, в темноте деревья обступали буквально сплошной стеной, загораживая все проходы и создавая ощущение, будто никуда не двигаешься, только топчешься на одном месте. Алиса крепко вцепилась в руку Эдварда, сама практически ничего не видя и надеясь только на него, уже, наверное, жалея, что предложила
И, конечно, к воротам лагеря они вышли, когда уже стояла ночь, а небо уже покрыто звездами, так что железные створки возвышались темной преградой на проходе. И даже ночью их никто не закрывал, к чему Эдвард относился как к патологии, какую уже ничем не исправить.
– Что, сейчас к себе? – спросила Алиса, уже немного отстранившись, но продолжая держать за руку, – А я к себе?
– То есть, проводить тебя до домика ты не позволишь? – поинтересовался Эдвард, улыбнувшись.
– А тебе вожатая фитиль не вставит за то, что ты и так позже отбоя пришел? – поинтересовалась Алиса с усмешкой, – Мы с тобой опять что-то засиделись и все сроки пропустили…
– Дважды не расстреляют, – покачал головой Эдвард, – Так что, опоздаю я на полчаса или на полтора, особой разницы уже не сыграет. Хотя, если скажешь, что ты не хочешь…
– Дурак, – усмехнулась Алиса и еще раз его поцеловала, – Может, снова у меня останешься? А? В прошлый раз не так уж и плохо было?
– Чтобы Ольга Дмитриевна меня окончательно в асфальт закатала? – рассмеялся Эдвард, беря девушку под руку, – И потом, давай не будем давать повод для лишних сплетней в лагере, хорошо? – в этот момент ему на голову упало что-то мягкое и пушистое, шурша перьями и ухая. Эдвард едва успел подставить руку, когда на него налетел все тот же совенок, истошно ухая и пикируя на него снова и снова, после чего опять взлетая в воздух.
– Что это с тобой? – удивился Эдвард, пытаясь отмахать от сошедшей с ума птицы, – Да, виноват, стукнул, но ты в тот раз первый на меня налетел! Отомстить решил! Сумасшедшая птица!
– Что это, Эд? – смеялась Алиса, наблюдая, как тот отбивается от пикирующего на него совенка, – Тебя птицы невзлюбили, что ли? Они обычно просто сверху бомбят и все, а не так чтобы…
– Да не представляю я, что на него нашло! – возмутился Эдвард, отмахиваясь, – С ума, наверное, сошел!
Совенок, продолжая ухать без перерыва, отлетел от него и уселся на ветке ближайшего дерева висевшей над аллеей, после чего снова налетел на Эдварда и вернулся к ветке, продолжая ухать и кивать головой. Начиная о чем-то догадываться, Эдвард смотрел на него со все большим удивлением смотрел на эту птичку, снова и снова указывающую ему на аллею.
– Он словно зовет куда-то, – тоже подозревая то же самое, сказала Алиса, – никогда не видела, чтобы совы себя вели таким образом. Да я даже, если честно, никогда сов в лагере и не видела…
– Проверим… – кивнул Эдвард и направился к сидевшему на ветке совенку, продолжающему ухать и неотрывно смотревшему на Эдварда. Тот, сообразив, что его все-таки послушали и поняли, что он хочет, тут же отлетел подальше, продолжая подзывать их дальше на аллею. В любом другом случае Эдвард первым же делом начал бы подозревать засаду, но в «Совенке» такие понятия находились где-то за гранью возможного, так что даже всерьез не воспринимал такую возможность. Хотя рефлекторно напрягся и приготовился к самому плохому, выйдя вперед так, чтобы в случае появившейся опасности Алиса оказалась у него за спиной. Даже не сразу сам заметил, что действовал уже на уровне подсознания, изменив и походку, на какую переходил только в случае какой-либо угрозы. Наступал не с пятки на носок, как все в этом лагере, а с носка на пятку, делая шаги и тише, и, в случае
Совенок же вел их не в лес, как могло показаться с первого взгляда, а дальше по аллеям лагеря, между пионерских домиков, заставляя Эдварда все больше и больше сомневаться в собственной логичности и уверенности в том, что понимает, что делать. Совенок, конечно, был странным и вряд ли вел себя характерно для остальных птиц, но вот факт того, что он действительно куда-то их вел, был все-таки слишком сомнительным. И еще больше удивления у него было, когда Эдвард увидел, как совенок, продолжая ухать и кивать свой ушастой головой, сел на крышу домика Лены, призывая их сюда. Рядом с домиком еще была Мику, сидевшая у крыльца и закрывшая лицо ладонями, Алиса сразу бросилась к ней, не понимая, как в такое время девушка просто не зашла к себе.
– Все в порядке? – Эдвард оглядывался по сторонам, ожидая нападения в любой момент, не в силах совладать с уже выработавшимися инстинктами, буквально кричавшими, что все это слишком напоминает ловушку, – Мику, почему ты еще не внутри? Уже ночь!
– Изнутри закрыто, – усталым голосом ответила Мику, с трудом справляясь с волнением, – Я уже и стучалась, и звала, ведь ключи от домика только у меня и у Лены, а она не отзывается. И темно, ничего не видно, я за нее очень волнуюсь.
– Почему сразу к вожатой не пошла? – поинтересовался Эдвард, – Или к Славе? У них же есть все ключи от помещений лагеря. Наверняка должны быть и запасные ключи от домика.
– Я… я не подумала… – Мику так удивилась и одновременно испугалась, что казалось, будто еще немного, и ее глаза просто выскочат из орбит, – Я слишком волновалась, что с Леной что-то случилось…
– Так… А это мне уже не нравится, – Эдвард поднял взгляд на совенка, но тот уже улетел. Получается, его сюда не так уж и зря звали, да и сам совенок почему-то всегда оказывался рядом в такие моменты, когда происходило что-то важное, словно следил за ним. Оставив Мику на попечение Алисы, он сам попробовал открыть дверь, но замок действительно заперт и, даже более того, ключ все еще оставался в скважине, будто его специально не стали вытаскивать. Убедившись в этом, повернулся к девушкам, – ждите меня здесь, скоро вернусь.
Обойдя домик с другой стороны, заглянул в окно, но внутри сейчас было темно, как и снаружи, так что кроме нескольких общих контуров предметов в комнате что-либо разглядеть точнее в нормальном спектре было весьма проблематично. Эдвард закрыл глаза и перенастроился на другой режим зрения, мысленно поблагодарив хирурга, что еще в младенчестве провел ему эту операцию на глазах, уже не раз позволявшую выбираться из самых проблематичных ситуаций. Конечно, такой режим не давал такого же качества, как и полноценный визор ночного зрения, но все же картинка становилась намного яснее и точнее. Еще один взгляд на комнату, и сразу стало все понятно. Ругаясь сквозь зубы, он снова бегом бросился к дверям, даже не обратив внимания на сидевших на траве у крыльца девушек.
– Что там? – успела спросить Алиса, но Эдвард даже не стал тратить время, чтобы ответить. С разбега взлетев на крыльцо, с силой ударил ногой в дверь. Материал, похожий на фанеру, не выдержал подобного, явно не рассчитанный на то, что замки в лагере будут вышибать прошедшую боевую подготовку военные офицеры, и с громким треском дверь чуть не переломилась пополам, а сам замок буквально вылетел вместе с кучей мелких щепок.
Внутри на кровати лежала бледная, как полотно, Лена, опустив на пол руку, по которой шел глубокий кровоточащий разрез, уже накапавший целую лужу крови на полу, чуть заметно блестевшую в звездном свете, попадавшем через дверной проем, а рядом лежал небольшой кухонный нож с окровавленным лезвием.