Осознание
Шрифт:
– Алис, а почему бы тебе не попробовать спеть? – предложил Эдвард мысль, только что появившуюся у него в голове, – У тебя хороший голос, а выучить несколько строк для тебя совсем уж и не проблема. Тем более, что песни этой группы и так знаешь неплохо…
– Не буду я петь! – вдруг неожиданно резко возразила Алиса, округлив глаза от такого предложения, – Даже и не спрашивайте! – намеренно внимательно принялась проверять натяжение струн на гитаре, всем своим видом показывая, что здесь даже никакого обсуждения быть не может, но Эдварду на помощь неожиданно пришла Мику, которой такая идея тоже понравилась.
– Алис! А ведь это действительно хорошее предложение!
– Вот, – подошел с другого фланга Эдвард, отложив гитару в сторону и сев рядом со своей возлюбленной, – Видишь, петь умеешь. Почему же тогда отказываешься? Понятное дело я, только приказы отдавать умею, а у тебя самой талант к музыке, зачем же так от него отказываться.
– Идите вы оба! – густо краснея, повторила Алиса, не поднимая взгляда, – Одно дело просто под гитару спеть среди друзей, а вы тут предлагаете со сцены выступать… Да и петь еще… Здорово буду выглядеть…
– И этот человек собирается организовывать музыкальный коллектив! – рассмеялся Эдвард, обняв девушку за плечи. Та даже не сопротивлялась, но и не отпускала гитару, все еще изображая, что внимательно настраивает струны. Осторожно обнимая девушку, он закончил мысль, – Кто же лучше соберет целую группу, как не сам вокалист? А ты отказываешься от первого шанса себя проверить.
– Мне страшно, – буркнула Алиса буквально себе под нос, но Эдвард все-таки ее услышал, – Я никогда со сцены так не выступала. Чтобы перед всем лагерем… – такое признание явно далось ей не без усилий, и во многом только из-за того, что сам Эдвард был здесь, уже успев стать тем человеком, которому девушка доверяла и привыкла верить. Он стал тем, кто мог быть посвящен в ее самые сокровенные тайны, в котором девушка, всегда привыкшая полагаться только на себя, впервые смогла почувствовать надежную опору.
– Всем бывает страшно, – улыбнулся Эдвард, еще крепче обнимая девушку, которая все-таки отпустила гитару и доверчиво к нему прижалась, – Только психи ничего не боятся, да и те долго не живут. Даже мне порой может быть очень страшно… Это совершенно нормальное чувство…
– Боятся только трусихи… – буркнула Алиса, заставив Эдварда улыбнуться еще шире от такой наивности, – вроде Лены…
– Ты же не считаешь себя трусихой, так ведь? – Эдвард погладил ее по голове, и девушка, словно застеснявшись этого, отодвинулась от него, но столкнулась с сидевшей рядом Мику, тоже слушающей их разговор.
– Алис, мне тоже порой страшно выступать на сцене, – девушка улыбнулась, – Когда на тебя сразу столько людей смотрит, к этому надо привыкать.
– Ладно, – кивнула Алиса, – Давайте попробуем… Только я еще ни на что не соглашалась! – больше для самой себя добавила девушка. Эдвард с Мику синхронно кивнули, продолжая улыбаться, и репетиция снова продолжилась.
Алиса действительно знала слова песни и без всякого разучивания, хотя это было вполне ожидаемо от подобной меломанки, и теперь главное было спеться и успевать за темпом песни, в чем снова пригодился опыт Мику и ее собственный, поскольку уже не в первый раз сама себе аккомпанировала гитарой. Меньше, чем через полчаса у них уже стало выходить довольно сносное изложение, лишь с отдельными, но вполне исправимыми ошибками. Эдвард, выучивший свою партию
Он зааплодировал первым, когда девушка довела песню до конца, сама счастливо улыбаясь, и к нему быстро присоединилась Мику, счастливая и за свою подругу, и за то, что у них все получалось. Правда, аплодисменты смутили Алису еще сильнее, и девушка покраснела, и была совсем не против того, когда Эдвард снова ее обнял, хотя счастливо улыбалась, тоже довольная своим выступлением.
– Вот видишь, а ты боялась! – произнес он, поцеловав девушку, – Все отлично получается, а с таким голосом можно не то, что группу, а целый оркестр собирать, от желающих никакого отбоя не будет.
– Ты так думаешь? – Алиса снова загорелась этой идеей, и он в ответ только кивнул, подтверждая свою правоту, – было бы здорово… но только с одним условием.
– С каким же? – спросить Эдвард успел, но не успел получить ответ, потому что в дверь снова постучали, а потом, не получив даже разрешения на вход, внутрь вошла Ольга Дмитриевна, увидел их пару прежде, чем успели разойтись в стороны.
– И почему я не удивлена? – вожатая покачала головой, когда они все-таки выпустили друг друга из объятий, но обвинять их в неподобающем поведении все-таки не стала, видимо, считая это бесполезным делом, – Так, я все-таки не по этому поводу. Уже вечер, вам пора заканчивать уже с репетицией, хоть и не могу не радоваться, что вы двое, – последнее относилось к Алисе и Эдварду, – наконец-то заняты делом. Завтра продолжите…
– Так точно! – Эдвард кивнул в ответ, – Есть завтра продолжить!
– Вот и хорошо, – Ольга Дмитриевна уже собиралась было выходить, но все-таки перед дверью обернулась и напомнила Эдварду, – И чтобы допоздна сегодня не шатался! Чтобы к сигналу отбоя был в домике. Договорились?
– Постараюсь, – он уже не был так прямолинеен, и даже взял Алису за руку, – Хотя я хотел еще немного побыть на свежем воздухе…
– Ага, а то целый день под крышей просидели, – поддакнула ему перед вожатой девушка, вцепившись в его ладонь, – но до отбоя точно вернемся! – поторопилась добавить, когда вожатая нахмурилась, не желая раздувать конфликт на пустом месте.
– Хорошо, гуляйте, – вздохнула Ольга Дмитриевна, все-таки согласившись, – Надеюсь на вас…
Оставив инструменты на своих местах, договорившись, что завтра снова будут репетировать, они помогли Мику закрыть дверь и распрощались с ней до следующего утра. Разошлись с ней только на площади, где Эдвард с Алисой наконец-то остались вдвоем и примерно минуту просто стояли, взявшись за руки, не зная, с чего начинать разговор. «Совенок» вокруг них, уже уставший от жаркого дня, постепенно подготавливался к ночному сну. Солнечный диск уже наполовину исчез за горизонтом, продолжая освещать небо в нежные розовые и багряные тона с тяжелыми и темными кучами облаков, неспешно двигающих по небосводу. Дневная суматоха и гул детского коллектива практически исчезли, оставляя после себя только спокойную тишину пустых аллей, где только деревья на ветру шуршали листьями, да пели вечерние птицы.