Остановка
Шрифт:
Любка прикрывает глаза, молчит.
— Вот, ты посмотри, Хомякова дважды оперировалась, так она говорит, хирурги чаще всего главное сделают, а от остального голова у них свободна, пусть реанимация доводит. А этот — никому не доверял, следил сам, как переливали кровь, как перевязывали, обрабатывали. — Полетаева смотрит на побелевшую Любку. — Ладно, отдыхай. Я еще приду. Перетрем, что к чему. — Она встряхивает головой, кладет тряпку на место.
Любка кивает, поворачивается на бок. Больно. Хлопает дверь.
Теперь ей представляется, что лежит она без сознания, ни кровиночки в лице, и склоняется
Потом она выспалась и стала думать. Выписаться, оторваться от больницы и уехать в Тернухов. Ей представилось, что она с отцом, готовит ему, ухаживает, поживут хоть немного вместе — два самых близких человека на земле, но тут воображение наталкивает на подводный риф — актриса Цыганкова. Впервые Любке пришла в голову мысль: а что, если это всерьез и она им будет только мешать? Ведь Митин то и дело пропадает у той.
В груди у Любки заныло, опять закипели слезы, ей нестерпимо стало жаль себя. Впереди ничего не маячило — процедуры в поликлинике, «хвосты» в институте, тетка с наставлениями и непробиваемым здравым смыслом. Нет, лучше смотаться к отцу и разобраться. Что за Цыганкова, что за жизнь у него там без дочери… Незаметно Любка затихает, только изредка вырываются из груди длинные тяжелые всхлипы, содрогающие ее тело, отдающие в плече и за грудиной.
Через час Любка встает, идет по коридору в перевязочную. Теперь, когда она приняла решение уехать в Тернухов, ей втайне хочется наткнуться на Завальнюка. Она знает, что он нередко задерживается в ординаторской, но сейчас его там нет, она делает перевязку и спускается на площадку нижнего этажа, где автомат. Сначала звонит институтской подруге, узнает, что все разъехались: кто в колхоз, кто на стройку; потом тетке сообщает о выписке и о том, что собирается к отцу.
— Не чудишь ли опять? — недовольно отзывается тетка.
— Справься у врача. Тебе ж все равно придется с ним говорить, — успокаивает ее Любка.
— А как же! — вторит тетка. — Узнаю, какие будут указания, советы.
— Наверно, потом-то в санаторий загонят, на реабилитацию, — предполагает Любка.
Она вешает трубку и направляется к дежурной по отделению — узнать, когда будет Чернобуров, чтобы просить о выписке. С Завальнюком ей расхотелось встречаться.
Узнав, что завотделением будет завтра, Любка возвращается в палату, ложится ничком на постель, тушит свет и через минуту проваливается в сон. Последняя мысль — надо утром выглядеть здоровой, а то Черный боров заартачится и не выпишет.
Митин мается легкими, кашлем, неизвестностью с Любкиной выпиской, бездействие ему невыносимо. Он пытается работать, листает записи. Наконец-то документы на три авторских
Если б не добрался он до заветного озера с потухшим вулканом, то самым заветным было бы это место. Его бережно будет хранить память всю жизнь.
Но он добрался до озера Болонь, где позади острова Туф есть потухший вулкан.
Он не мог этого не сделать, словно неоплаченный долг это лежало у него на душе после смерти Ламары. Ведь с озера началось все, когда в библиотеке попалась ему карта Хабаровского края, и столько всего было изъезжено, столько переплавил он в себе ради этого, и каждый раз что-то мешало, словно не пускало его к озеру. Почти как в сказке о замарашке и изумрудном колечке — колечко его острова с вулканом было запрятано в столько одежек, огорожено такими дебрями что, знай он об этом, вряд ли рискнул. Какое там! И в этом случае тоже бы рискнул.
Сколько в жизни он объездил городов и сел, какие дороги не брали его с собой! Но такого вагона, как в этом поезде, он не видел ни разу, вагон брали штурмом, в первые же минуты все места были захвачены, даже места на самых верхних багажных полках были забиты людьми.
На станции Болонь сошло человек двенадцать, только благодаря им Митин смог протолкнуться к двери и выбраться наружу. Сначала все люди стояли, глотая ртом воздух, не в силах шевельнуть затекшими членами, потом растворились в темноте.
Придя в себя, Митин прошел вдоль платформы, толкнул деревянную дверь какого-то строения и попал в зал ожидания. Здесь, мирно похрапывая, спали бабы, рядом несколько стариков и двое бичей резались в карты. В углу, при блеклом свете качающейся лампочки, он увидел группу ребят. Мигали сигаретки, вились струйки дыма, от них веяло миром.
— Парни, — сказал он, вынимая пачку «БТ» и предлагая им, — дорогу на озеро знаете?
— А на кой тебе? — спросил коренастый крепыш, похожий на гриб. И в ответ предложил свою пачку.
— Мне остров нужен, — сказал Митин, — что посреди озера.
— Туф, что ли? Так туда надо на лодке. Так не пройдешь.
— А ходят?
— Ходят, когда можно, А сейчас заболотило все, не пройдешь.
— А лодку где взять?
— Вот приедут нанайцы из Джуэна в магазин. Аль почту привезут — вот и лодка. Нанайцы из села Джуэн рыбачат на озере. У них лодка завсегда есть.
— Могут и не приехать, — возразил другой, в серой рубахе и энцефалитке.
— Может, все-таки пройду?