Остановка

Богуславская Зоя Борисовна

Молчание. Слышна музыка.

Может, врачи проглядели?

С в е т л а н а. Какое! Кругом же полно людей было. Он речь сказал, программу вел, потом музыка, танцы…

Внезапно возникает дискотека. Это кусок пространства, заполненный цветными кружащимися огнями, обрывками фраз, звуками знакомых танцевальных мелодий. Пантомима. Прожектор высвечивает в разных местах фигуры Н е р у к о т в о р о в а (записывает что-то в блокноте, приглашает О л е с ю танцевать, управляет электросинтезатором

и просто спит в одном из кресел), К а л е н д а р е в а (говорит речь на эстраде, танцует попеременно с Олесей и Л и д и е й, дирижирует общим краковяком и, наконец, появляется у стола С в е т л а н ы и Олеси). Вот он еще что-то говорит, размахивает руками, пьет пепси и вдруг начинает заваливаться на стол. Всеобщий переполох. Снова скамейка в парке.

…Сначала никто даже серьезно не воспринял. Подошел элегантный такой. «Душно, говорит, рыбки. (Всхлипывает.) Не разживусь ли у вас пепси глотком?» (Судорожный всхлип, она его подавляет.)

Г е н н а д и й. А «скорая»?

С в е т л а н а. Была реанимация. (Глухо.) Что только не делали. И укол в сердце, и дыхание. Разрыв аорты.

Г е н н а д и й. Крутится человек, вертится. Не ведает своего часа.

С в е т л а н а. Все открывал, открывал… а сам… (После паузы.) Если бы мы только знали. Господи, да что же это такое?!

К ним приближается О л е с я. Возникла издалека музыка дискотеки, тут же сменяясь траурной.

О л е с я (села, тихо плачет). Извини, я словно рухнула. Держалась, держалась…

С в е т л а н а (поглаживает ей спину). Ты поплачь.

О л е с я (после паузы). Казалось, с Валькой — дела давно минувших дней… А сейчас понимаю: только это и грело, что он есть. Пусть с его идейной, пусть.

С в е т л а н а. Не надо.

О л е с я. Ведь не у всякого семья получается. Я часто говорила себе: допустим, ты любишь подводника. Приедет ненадолго и снова исчезнет. (Всхлипывает.)

С в е т л а н а. Он замечательно к тебе относился. Редко так бывает.

Г е н н а д и й. Чуткость была у него необыкновенная.

О л е с я. Вот он когда спросил: «Совсем меня забыла?» (Всхлипывает и берет себя в руки.) Я подумала, как жаль, что сигнала такого нет, который бы человек на любом расстоянии принять мог. (Плачет тихо.) Мать моя смолоду все болела, а я у бабки жила. Та заставляла в больницу письма писать. Я писала: «Мама, поправляйся, мы по тебе скучаем». И далее в таком же духе. А если б мама знала, если б ей аукнулось, как плохо мне было у бабки без нее. Сколько всего передумала я о ней…

С в е т л а н а. Пошли отсюда.

О л е с я. А теперь все. Никогда уж Валька не узнает. Самый близкий, самый нужный. (Плачет.) Чем жить, Светка… скажи.

Музыка обрывается. Геннадий встает, уходит.

С в е т л а н а. Пройдет. (Гладит ее спину.) Все проходит. Даже самое непоправимое. (После паузы.)

Что было бы с человеком, если б отнять у него способность забывать? Хотя все и остается с нами хорошее, плохое… иначе б мы друг друга и понимать не могли.

О л е с я. Да, конечно, но очень уж больно. Вот тут, под ключицей.

С в е т л а н а (прижимает ее). Как вспомнишь, сколько мы тратим на обиды, ссоры… Именно с самыми близкими.

О л е с я. Мы с ним никогда не ссорились.

С в е т л а н а. А я-то… как я поссорилась с моим, когда он из Москвы вернулся! Думала, никогда мне этого не простит. Простил. (После паузы.) Помнишь, когда я вернулась? Каждый час, что мы были вместе в Москве, я храню в душе по капельке, по минутам. А потом — как кипятком ошпарило. Известие о ее беременности. Он объяснял, что тогда мы почти не были знакомы, он уступил привычному. (После паузы.) Для меня тогда словно наизнанку все вывернулось, все цвета растеряла… Один серый остался.

О л е с я. Ты сама узнала?

С в е т л а н а. Нет. Он все выложил. (Тихо.) Я ведь его, Олеся, больше жизни люблю, все, что у меня есть, — все ему отдам. Будет ли он со мной, не будет. Поняла?

О л е с я. Не очень… Но ты не обращай на меня внимания. У тебя-то все будет.

С в е т л а н а. Я сорвалась, грубила, чтоб побольней. Хотел, говорю, самим собой стать — и стал. Все твои намерения — копеечные. Стоило тебе ее увидеть, ты от всего и отказался.

О л е с я (вяло). Ну и что?

С в е т л а н а (рукой махнула). Он помертвел аж. Неужели ты не понимаешь, спрашивает. Я ведь ее просто пожалел. Почему же, говорю, ты ее иначе не пожалел. Иначе. Знаешь ли, говорит, как с ней поступить? И можем ли мы судить? Что дано вынести одному, другому не дано.

О л е с я (не слушая). Мне Нерукотворов сказал… Вы, говорит, Олеся, надейтесь! Пока человек жив, ничего не потеряно. (Всхлипывает.) Пока жив. А теперь уж все. Светик… Все.

Приближается Н е р у к о т в о р о в.

Н е р у к о т в о р о в (Олесе). Там уже на поминки отъезжают.

Олеся не двигается.

Нет, эдак нельзя. Вы посмотрите, сколько народу пришло.

О л е с я. Пусть их.

С в е т л а н а. Я тоже поразилась, как много.

Н е р у к о т в о р о в. Что тут поражаться, хороший, веселый парень был Валька Календарев. Веселые люди нынче на вес золота.

Появляется Л е г к о в. Вид у него изможденный, вялый.

Л е г к о в (растерянно). Опоздал. (Садится на скамью.) Бежал словно загнанная лошадь. А все равно опоздал.

Н е р у к о т в о р о в. Что поделаешь? Жена Календарева тоже второй день в аэропорту сидит. Не судьба, видно.

О л е с я (Нерукотворову). Пойдемте, Сидорыч.

Уходят. На лавочке Легков и Светлана.