Останься моей
Шрифт:
Геля поворачивается. С восторгом на меня смотрит.
— Что? — Бровь ее наверх ползет.
— Ничего… — Говорю будничным тоном. — В дом говорю пойдем. Может там не так все плохо.
— Ты только что впервые мне сказал что любишь… — тянет возмущённо.
— Карамелька! Не неси фигни! Сухой расчет! Ты мне детей рожаешь и воспитываешь, я тебе их делаю…
Губки надувает. Ножкой топает. Разворачивается и вперед идет.
Я вновь догоняю ее. К себе прижимаю. Шею целую. Она брыкается.
— Все равно
Геля резко разворачивается. Дерзко улыбается
— А в глаза-то слабо сказать? — Руки на груди скрещивает и бедро назад отводит. Обожаю, когда она так делает. Этим движением она мне в миг мозг в кашу превращает и я думаю только о том, как это платье с нее стащу и как кровать обновим сейчас…
Отступаю на шаг. Снизу вверх глазами по ее фигуре пробегаюсь. Бровь выгибаю и произношу дерзко.
— Люблю тебя! И что ты мне сделаешь?
Чувствую, как на последних словах улыбка ползет. Я точно влип.
Гелька на месте прыгает и в ладоши хлопает.
Боже мой! Как же я ее обожаю.
Карамелька меня за шею обнимает и целует мою улыбку.
Я сейчас такой счастливый…
Никогда не думал, что можно быть настолько счастливым.
Видимо папина хозяйская кружка разбилась не зря!
Глава 12
Ангелина
Новость о ребенке прошила меня насквозь. Я очень понимаю и поддерживаю Андрея, но все равно какая-то эгоистичная часть меня плачет навзрыд, периодически выталкивая слезы наружу.
Громов любит меня! Не то что бы я не догадывалась… Просто… Мне до мурашек приятно это слышать от него.
— Ну как тебе, Карамелька? Будешь здесь жить? Или за шторкой тебе уютнее?
Приближается. Шею целует и я плавлюсь свечкой.
— За шторкой, конечно, поинтереснее, но чтобы не обижать тебя скажу, что мне очень нравится. В твоем возрасте, знаешь ли вредно расстраиваться. — Получаю шлепок по попе и громко смеюсь.
— Карамелина противная! И зачем тогда замуж за меня выходила, раз я старый для тебя?
Андрей идет следом и я чувствую его улыбку. В последнее время я рядом с ним совсем не испытываю смущения. Целовать его хочется. К себе прижимать и кричать, как я его люблю…
Резко разворачиваюсь. Андрей не ожидая от меня такого действия врезается в мою маленькую фигуру и я теряю равновесие. Громов подхватывает меня.
— Ты чего хулиганишь? — ухмыляется. Брови наверх ползут.
А я уже рубашку его расстегиваю и шею целую.
— Мне плевать сколько тебе лет и сколько у тебя детей! Я люблю тебя, Громов и теперь ты хрен меня из своей жизни вытравишь!
Андрей голову запрокидывает и громко смеется.
— Карамелина меркантильная! Уж не этот огромный коттедж так на тебя подействовал?
Меня словно ледяной водой окатили. Прекращаю поцелуи и глаза удивленные на мужа поднимаю. Он улыбается.
— Иди
— Это была всего лишь шутка, Геля… — Андрей догоняет меня и к себе прижимает. Я вырваться пытаюсь.
— Скажи пожалуйста, в каком месте надо было смеяться? — Я пытаюсь оттолкнуть его от себя. Но толкать Громова все равно, что гору пытаться сдвинуть.
— Прости, не подумал, что эта шутка тебя сможет задеть. — Так просто без улыбки. Серьезно. В глаза мне смотрит.
— Не смешно. — Шепчу, чувствуя, что сдаюсь.
— Не смешно. — Эхом повторяет мои слова и к губам моим тянется.
А я ж похотливая самка человека… Мы это выяснили уже. Что мне в этот момент делать? Просто плавлюсь в его руках, как шоколадка на солнышке.
Андрей шею мою целует, платье задирает.
— Блядь! Дом позже посмотрим. — Хватает меня на руки и мы, судя по всему в спальню поднимается. Я к мужу прижимаюсь и слушаю, как под горой мышц сердце его бьется. У нашего малыша сейчас оно тоже стучит. Маленькое, крохотное…
Когда Андрей со мной на кровать падает я руку вперед выставляю и предупреждаю.
— Давай только аккуратно теперь. Здесь так-то ребенок твой живет. — На живот показываю. — Это конечно не огромный коттедж, но что уж имеем.
Андрей платье мне задирает и жадно, словно зверь голодный живот мой целует.
— Карамелька мстительная… Такая вот ты мне и запала в сердце. — Поцелуи перемещаются на грудь и я издаю протяжный стон и крепче мужа обнимаю.
Он знает, как во мне вредность выключать. Он вообще обо мне все знает и власть надо мной огромную имеет. Но кусаться надо. Хотя бы иногда напоминать о той, от которой ему башню сорвало… Сорвало же?
Понимаю, что сорвало, когда он торопливо одежду с себя скидывает. А я влюбленной курочкой мужа своего разглядываю.
— Отвернулась бы хоть что ли… — говорит мне Громов и пряжкой ремня брякает. Брюки вниз ползут. — Может я стеснительный? — Бровь выгибает и взгляд такой… Ух… От такого взгляда даже монашка бы грешить пошла.
— Боже, Громов… Тебе в стриптиз надо идти… — Поднимаюсь и прохожусь языком по его твердому прессу.
— Когда нам будет нечего есть, я обязательно учту этот вариант заработка.
Он накланяется и в сотый раз за день целует меня.
Так ведь всегда будет? Страсть током по венам несется и в голову ударяет.
Андрей и правда очень старается быть аккуратным, а вот я…
Как кошка голодная выгибаюсь и, наконец — то в себе его ощущаю.
Мы с мужем, как пазл. Вместе — единая картинка. Врозь … А врозь нам больше нельзя.
Мы целуемся. Мне его мало. Понимаю, что мой он. С потрохами… Но вновь и вновь мне хочется слышать напоминание об этом.
— Я люблю тебя. — тяну между стонами.