Останься со мной навсегда
Шрифт:
Он выслушал до конца ее монолог, наслаждаясь мелодией ее голоса, потом возразил:
— Но ты будешь актрисой, Вероника. Если не по собственной воле, то… Я воспользуюсь своей неограниченной королевской кинематографической властью, чтобы сделать тебя актрисой, поняла? Что же касается Джимми, я, может, позволю тебе заниматься им во время уик-эндов — если, конечно, они у нас будут. И если ты будешь вести себя хорошо… на съемочной площадке.
Он протянул руку и взлохматил ее волосы, пышные от фена — после бассейна она приняла душ и вымыла голову; последнее было, как он
Она встряхнула головой и пригладила обеими руками растрепавшиеся шелковистые пряди.
— Ты всегда обращаешься с актерами как с детьми? — спросила она.
— Они и есть мои дети, — ответил он. — Без них мои сюжеты бесплодны.
— Ты, мне кажется, не слишком высокого мнения о своих сюжетах, — заметила она.
— Хотел бы я видеть, какого мнения была бы о них ты, если бы написала их такое количество… Но что мы решили насчет ужина? Поедем в город — или будем ужинать дома?
Дома? Он сказал «дома»? Габриэле был очень точен в выражениях в силу своей литературной специальности. Он бы никогда не сказал «дома» вместо того, чтобы сказать «у меня» или «здесь». И в данной ситуации он должен был бы сказать «здесь» или «у меня»… Но он сказал «дома» — и это вовсе не резало слух.
— По-моему, было бы интереснее поехать в город, но Луиза может обидеться…
Луиза была его поваром.
— Луиза сама тебе сказала, что не обидится, с тем условием, конечно, что ты еще вернешься и оценишь ее кухню. О чем, впрочем, позабочусь я. Но… — Он посмотрел на Джимми, сидящего с понурой головой у ног Вероники, — наверное, он уже понял, что гостья собралась уходить, а вместе с ней и хозяин. Придется взять его с собой, — решил Габриэле. — Он будет страдать, если мы оба уйдем и бросим его на чужих людей.
Вероника подпрыгнула и захлопала в ладоши, восторгаясь, как ребенок, перспективой ужина в обществе собаки.
— Но ты уверен, что его пустят в ресторан? Или мы поедем в такой ресторан, куда пускают с собаками?
— Его пустят в любой ресторан, Вероника. Какой же владелец ресторана осмелится не впустить мою собаку?.. Пошли. — Он дотронулся до ее руки, направляя в сторону гаража. — А то мое лохматое чудовище умрет с голоду. Мы еще должны решить, на какой машине поедем. Ты любишь ездить быстро?
Ярко-желтая «мазерати» [6] неслась на бешеной скорости среди мелькающих разноцветных огней проснувшегося к ночной жизни города. Габриэле наблюдал краем глаза за Вероникой, притихшей на сиденье рядом с ним. Закрыв глаза и подавшись вперед, она, казалось, к чему-то сосредоточенно прислушивалась. Ее тщательно расчесанные, густые и прямые, как шелковые нити, волосы, свободно струящиеся по плечам и по спине, напоминали ему жидкий шоколад. Желтое атласное платье, красиво облегающее ее стройную фигуру — она заехала в гостиницу и переоделась, — придавало золотистый оттенок коже ее обнаженных рук и плеч, подернутой легким загаром. Ее лицо было одухотворенным, как у человека, самозабвенно слушающего музыку. У скорости, наверное, тоже есть своя музыка.
6
Марка
Когда он закурил, она открыла глаза и потянулась за сигаретой.
— Ты куришь? — удивился он. Он несколько раз предлагал ей сигарету, и она всякий раз отказывалась, из чего он заключил, что она не курит.
— Иногда. — Она зажмурилась, затягиваясь сигаретой. — А… твоя героиня курит?
Он напряг память, припоминая подробности давно переставшего его интересовать сценария.
— Кажется, нет. Хотя… Ах да, есть сцена, где она затягивается сигаретой и кашляет. Понимаешь, она нервничает — ей насплетничали про ее возлюбленного, точнее, наклеветали, но она не знает, что это ложь, и…
Вероника сильно закашлялась, схватившись обеими руками за горло.
— Что такое? — обеспокоился он.
Она встряхнула головой, и волосы рассыпались по ее лицу, потом всхлипнула и утерла слезы.
— Поверил? — спросила она, поднимая на него абсолютно сухие смеющиеся глаза.
— Боже, Вероника, это получилось у тебя… — Он чуть не врезался на повороте в столб. Резко вырулив, немного сбавил скорость. — Я, честное слово, подумал, что ты на самом деле поперхнулась дымом.
Она довольно улыбнулась.
— Сделать еще?
— Не надо. Это вредно для горла. И, кстати, съемка еще не началась.
— Я не дождусь, когда она начнется.
Она некоторое время курила молча, глядя в боковое окошко, потом спросила, оборачиваясь к нему:
— Ты не против, если я буду иногда проверять на тебе то, что я должна делать по фильму? Ну, чтобы знать, насколько это выглядит убедительно. Понимаешь, я очень боюсь, что из меня не получится актриса — я ведь никогда не играла…
— Я уже слышал, что ты никогда не играла. Не повторяйся. — Он опять чуть не врезался в столб и опять резко вырулил. — А «проверять» можешь сколько твоей душе угодно. Всегда к твоим услугам.
Она опустила окошко и выбросила недокуренную сигарету.
— А что еще делает твоя героиня? — осведомилась она.
— Что еще она делает?
— Ну да, кроме того, что затягивается сигаретой и… учится в школе.
Он пожал плечами, глядя на дорогу.
— То же, что делают люди в жизни. Ходит, разговаривает, смеется…
— И все?
Ему показалось, что в ее голосе звучал смех, но он не обернулся.
— Нет, не все. Она, конечно, влюбляется, — ответил он, не сводя глаз с дороги. — Это история любви, Вероника.
— Влюбляется, — повторила она, как бы пытаясь постичь смысл этого слова. — Влюбляется на самом деле?
Он удивленно покосился на нее.
— Ты считаешь, можно влюбиться не на самом деле? Мне казалось, сам глагол «влюбляться» уже подразумевает…
— Конечно, подразумевает, — тихо проговорила она, глядя на свои колени.
— Неужели ты боишься, что не сумеешь сыграть влюбленную девушку? — недоумевал он. — Это же элементарно, Вероника. Как в жизни.
— Как в жизни. — Она резко подняла голову. — А что, если в жизни я…