Останься со мной навсегда

Калинина Наталья Дмитриевна

Он выслушал до конца ее монолог, наслаждаясь мелодией ее голоса, потом возразил:

— Но ты будешь актрисой, Вероника. Если не по собственной воле, то… Я воспользуюсь своей неограниченной королевской кинематографической властью, чтобы сделать тебя актрисой, поняла? Что же касается Джимми, я, может, позволю тебе заниматься им во время уик-эндов — если, конечно, они у нас будут. И если ты будешь вести себя хорошо… на съемочной площадке.

Он протянул руку и взлохматил ее волосы, пышные от фена — после бассейна она приняла душ и вымыла голову; последнее было, как он

подозревал, просто предлогом, чтобы провести как можно больше времени в его «королевской» ванной.

Она встряхнула головой и пригладила обеими руками растрепавшиеся шелковистые пряди.

— Ты всегда обращаешься с актерами как с детьми? — спросила она.

— Они и есть мои дети, — ответил он. — Без них мои сюжеты бесплодны.

— Ты, мне кажется, не слишком высокого мнения о своих сюжетах, — заметила она.

— Хотел бы я видеть, какого мнения была бы о них ты, если бы написала их такое количество… Но что мы решили насчет ужина? Поедем в город — или будем ужинать дома?

Дома? Он сказал «дома»? Габриэле был очень точен в выражениях в силу своей литературной специальности. Он бы никогда не сказал «дома» вместо того, чтобы сказать «у меня» или «здесь». И в данной ситуации он должен был бы сказать «здесь» или «у меня»… Но он сказал «дома» — и это вовсе не резало слух.

— По-моему, было бы интереснее поехать в город, но Луиза может обидеться…

Луиза была его поваром.

— Луиза сама тебе сказала, что не обидится, с тем условием, конечно, что ты еще вернешься и оценишь ее кухню. О чем, впрочем, позабочусь я. Но… — Он посмотрел на Джимми, сидящего с понурой головой у ног Вероники, — наверное, он уже понял, что гостья собралась уходить, а вместе с ней и хозяин. Придется взять его с собой, — решил Габриэле. — Он будет страдать, если мы оба уйдем и бросим его на чужих людей.

Вероника подпрыгнула и захлопала в ладоши, восторгаясь, как ребенок, перспективой ужина в обществе собаки.

— Но ты уверен, что его пустят в ресторан? Или мы поедем в такой ресторан, куда пускают с собаками?

— Его пустят в любой ресторан, Вероника. Какой же владелец ресторана осмелится не впустить мою собаку?.. Пошли. — Он дотронулся до ее руки, направляя в сторону гаража. — А то мое лохматое чудовище умрет с голоду. Мы еще должны решить, на какой машине поедем. Ты любишь ездить быстро?

Ярко-желтая «мазерати» [6] неслась на бешеной скорости среди мелькающих разноцветных огней проснувшегося к ночной жизни города. Габриэле наблюдал краем глаза за Вероникой, притихшей на сиденье рядом с ним. Закрыв глаза и подавшись вперед, она, казалось, к чему-то сосредоточенно прислушивалась. Ее тщательно расчесанные, густые и прямые, как шелковые нити, волосы, свободно струящиеся по плечам и по спине, напоминали ему жидкий шоколад. Желтое атласное платье, красиво облегающее ее стройную фигуру — она заехала в гостиницу и переоделась, — придавало золотистый оттенок коже ее обнаженных рук и плеч, подернутой легким загаром. Ее лицо было одухотворенным, как у человека, самозабвенно слушающего музыку. У скорости, наверное, тоже есть своя музыка.

6

Марка

автомобиля. Такого же быстрого и дорогостоящего, как «феррари», только более редкого.

Когда он закурил, она открыла глаза и потянулась за сигаретой.

— Ты куришь? — удивился он. Он несколько раз предлагал ей сигарету, и она всякий раз отказывалась, из чего он заключил, что она не курит.

— Иногда. — Она зажмурилась, затягиваясь сигаретой. — А… твоя героиня курит?

Он напряг память, припоминая подробности давно переставшего его интересовать сценария.

— Кажется, нет. Хотя… Ах да, есть сцена, где она затягивается сигаретой и кашляет. Понимаешь, она нервничает — ей насплетничали про ее возлюбленного, точнее, наклеветали, но она не знает, что это ложь, и…

Вероника сильно закашлялась, схватившись обеими руками за горло.

— Что такое? — обеспокоился он.

Она встряхнула головой, и волосы рассыпались по ее лицу, потом всхлипнула и утерла слезы.

— Поверил? — спросила она, поднимая на него абсолютно сухие смеющиеся глаза.

— Боже, Вероника, это получилось у тебя… — Он чуть не врезался на повороте в столб. Резко вырулив, немного сбавил скорость. — Я, честное слово, подумал, что ты на самом деле поперхнулась дымом.

Она довольно улыбнулась.

— Сделать еще?

— Не надо. Это вредно для горла. И, кстати, съемка еще не началась.

— Я не дождусь, когда она начнется.

Она некоторое время курила молча, глядя в боковое окошко, потом спросила, оборачиваясь к нему:

— Ты не против, если я буду иногда проверять на тебе то, что я должна делать по фильму? Ну, чтобы знать, насколько это выглядит убедительно. Понимаешь, я очень боюсь, что из меня не получится актриса — я ведь никогда не играла…

— Я уже слышал, что ты никогда не играла. Не повторяйся. — Он опять чуть не врезался в столб и опять резко вырулил. — А «проверять» можешь сколько твоей душе угодно. Всегда к твоим услугам.

Она опустила окошко и выбросила недокуренную сигарету.

— А что еще делает твоя героиня? — осведомилась она.

— Что еще она делает?

— Ну да, кроме того, что затягивается сигаретой и… учится в школе.

Он пожал плечами, глядя на дорогу.

— То же, что делают люди в жизни. Ходит, разговаривает, смеется…

— И все?

Ему показалось, что в ее голосе звучал смех, но он не обернулся.

— Нет, не все. Она, конечно, влюбляется, — ответил он, не сводя глаз с дороги. — Это история любви, Вероника.

— Влюбляется, — повторила она, как бы пытаясь постичь смысл этого слова. — Влюбляется на самом деле?

Он удивленно покосился на нее.

— Ты считаешь, можно влюбиться не на самом деле? Мне казалось, сам глагол «влюбляться» уже подразумевает…

— Конечно, подразумевает, — тихо проговорила она, глядя на свои колени.

— Неужели ты боишься, что не сумеешь сыграть влюбленную девушку? — недоумевал он. — Это же элементарно, Вероника. Как в жизни.

— Как в жизни. — Она резко подняла голову. — А что, если в жизни я…