Остап Бендер в Крыму

Вилинович Анатолий

— И заехали мы далеко от нашего «майбаха», братцы, — сокрушенно промолвил Козлевич.

— Вы только об автомобиле, Адам, — бросил на него сердитый взгляд Бен-дер.

— Нет, почему, Остап Ибрагимович, я тоже сочувствие имею, — потупил виновато глаза отец автомобильного дела.

Остап отвел от него свой взгляд и пояснил:

— Но тогда я потерял честно заработанный миллион, а сейчас? Что мы потеряли, камрады, чтобы огорчаться?

— Совсем

ничего, командор. Узнали то, что и без этой Екатерины знали, если по справедливости считать, — расчесывал свои рыжие кудри Балаганов. Последнее время он часто за ними ухаживал.

— Ничего… промолвил Остап, продолжая размышлять, и повторил. — Ничего…

— Попутешествовали, братцы, и по морю, и по дороге вот, — глядя на Балаганова, Козлевич тоже начал приглаживать свои кондукторские усы.

— Но тут другое — что они заподозрили? Почему скрылись, бежали от нас? Чего испугались, а? — не унимался Бендер.

— Вот это и загадочно, Остап Ибрагимович. Ехать до Москвы и фьють! — щелкнул пальцами Козлевич.

— Если по справедливости, вспомните, командор, что я говорил в Сухуме. Что даже очень хорошо, что мы не нашли эту самую Екатерину, что для нее будет очень странным такая встреча с нами. Вот и результат вам, друзья, выступил в роли аналитика Балаганов. — Нет, по справедливости… Помните, когда ждали своей очереди в туалет, командор? Я говорил еще, как мы заведем разговор с этой самой горничной? Да еще в присутствии этого типа с нею? С чего бы это вдруг мы о дворце? В дороге берем интервью?

— Идите к черту! — зло бросил Остап и вышел из купе.

Но тут же вернулся. Взял из баула зубной порошок, щетку, мыло, стакан и полотенце. Пошел в туалет умываться. По пути налил горячей воды в стакан. Держа баночку с зубным порошком и мыльницу в одной руке, стакан — в другой, вошел в туалет.

Вагон качало и мотало.

Баночку с зубным порошком, стакан с водой, щетку и мыльницу Бендер разложил на полочке. Повернулся к унитазу. Не успел расстегнуть брюки, как вагон дернулся и стакан разлетелся на осколки. Поднял остатки стакана, чтобы выкинуть в окно, подхватил падающую баночку с зубным порошком. Выбросив стекло, снова повернулся к унитазу. Только занялся брюками, упали на мокрый пол мыльница, зубная щетка и та же баночка с зубным порошком. Выбрасывая все упавшее, Остап дал волю своему настроению. Он ругался, его несло на такие непечатные выражения, которые и выдумать не каждому

дано. Выйдя в тамбур с одним только полотенцем на шее, он высунул голову в открытое окно и продолжил извергать из себя вслух поток ругательств. И если бы он заключил с кем-нибудь пари на продолжительность изобретенных наборов этих ругательств, то, несомненно, выиграл бы.

А в это время компаньоны ждали его возвращения в купе и молчали. Наконец, Балаганов промолвил;

— Нет, я не обижаюсь на Остапа Ибрагимовича за то, что он меня послал… Командор остро переживает нашу неудачу…

— А вы тоже, Шура, сдержаннее надо быть, а то… пустились со своей справедливостью. Говорил, ну и что же, братец? Остап Ибрагимович, я считаю, правильную попытку сделал, — выглянул в окно вагона Козлевич. — Мчимся с не меньшей скоростью, чем на автомобиле.

Вернулся Бендер и уже мягче сказал:

— Ох, детушки, что-то мне не по душе это все. Загадочным орешком оказалась третья горничная графини. И этот тип с нею… — вопросительно посмотрел он на одного и на другого компаньона. И продолжил: — Уж не поехали ли они в Алупку после моего разговора с ними? Чтобы и самим покопаться во дворце? Поискать клад графини, вместо того, чтобы побыть у постели умирающего дяди? Героя гражданской войны, как я понимаю… Как она назвала его фамилию, Шура?

— Бокарев, кажется, командор. А что?

— Правильно, и я так запомнил. Бокарев… не иначе, как комдив или комбриг гражданской…

— А если и так, что нам от этого, Остап Ибрагимович? — смотрел на своего предводителя Козлевич. — Неужели в Москву намереваетесь ехать?

— Командор? — всплеснул руками Балаганов.

— Ничего пока, ничего, детушки. Я только обдумываю. Зачем в Москву? Я анализирую и не нахожу ответа. Ровным счетом ничего не нахожу. Сейчас будет уже знакомый нам Харьков, высаживаемся, и — адье, камрады.

Компаньоны высадились в Харькове и Остап сказал:

— Возвращаемся в Крым.

— Может, Адам Казимирович поедет в Ялту за автомобилем, а мы, командор, в Мариуполь? — заглянул просительно в глаза Бендеру Балаганов.

— Нет, нет, и еще раз нет, братцы-компаньоны. Я говорил и еще раз скажу: золото графини надо ковать неустанно, пока оно горячее. Возвращаемся в Крым. Командовать парадом буду я!

Конец второй книги.