Остаточная деформация [СИ]
Шрифт:
Последняя сентенция несколько расходилась с тем, что Берт знал о людях, но спорить не стал. В конце концов, он чистый теоретик.
— И ч-что теперь? — только и спросил.
— Поклянись, — уверенно приказала женщина. — Поклянись жизнью, что никогда и ни при каких делах не нападёшь на меня, не подставишь и не предашь.
Берт бессильно закрыл глаза.
Клятва? Да о чём она вообще? Слова, пустой звук. Разве можно полагаться на слова?
Она дура?
Скорее всего. Дура. Впрочем, сам он ненамного умнее.
— Клянусь своей дурацкой жизнью, — выдохнул.
— Да, — совершенно спокойно сказала она. — Хорошо сказал, правильно. Меня Айрин звать, а тебя?
Она осторожно приподняла его за плечи, чтобы разрезать верёвку. В израненный и обожжённый живот словно воткнули тупую палку, но терпеть можно. На стенде иногда приходилось хуже. Пару секунд Берт рассматривал её волосы, совсем близко. Коротко стриженые, каштановые, не рыжие, лишь на солнце отливают бронзой. Запах горячего дерева.
Габи советовал не называть своего настоящего имени, если вдруг на Паоле окажется кто-то живой и захочет познакомиться. «Представься каким-нибудь Патриком Пумблом, — ухмылялся, поучая, начальник разведотдела. — Или Николаем Кузькиным. Чтоб ты знал, это азы работы разведчика». До более детальных пояснений Габи не снизошёл, и Берт тогда обиделся — эка цаца. Сейчас же советы казались особенно идиотскими.
Да кому какое дело?
— Берт. Бертран.
— Вот и познакомились, Берти.
Она опустила его на землю. Смутное сожаление, что отдалились запах и бархатистый ёжик в солнечных искорках.
Он хотел сказать, чтобы она не называла его Берти, но снова решил не спорить. Он пока полностью зависел от этой жен… от Айрин. И заводиться ради одной буквы едва ли разумно. У него наготове сотня более важных вопросов. Спрашивать, из чьей она ветки, пожалуй, смысла нет: Айрин допускала, что йорни может быть на стороне справедливости. Ни одному гельцу подобное даже в голову не придёт. Значит, гелы и йорны отправили разведчиков почти одновременно. Вероятность мизерная, но не нулевая.
— А с тоей йорни всё просто. Перед Трещиной валялась такая классная железяка с кнопочкой, — сказала Айрин. Она снова не дождалась вопросов. Дипломатические игры явно не были её сильной стороной. Как и терпение.
— И ты…
— Ну да. Направила и нажала. Классная штука, говорю ж.
«Классная железяка с кнопочкой» — плазменный самострел, последняя разработка вояк Михеля, йорни назвала её интересной игрушкой. Берта учили работать с «игрушкой» месяц, а какая-то лопоухая девица просто направила и нажала. Убила огромную йорни наповал. Такая ли Айрин дурочка, какой хочет казаться? Или армейцы для поднятия самооценки нарочно всё усложняли? Тоже ведь может быть.
Боль и странная жаркая муть наползали со всех сторон.
— Йорни и гелы не могут находиться, не могут существовать на Паоле, — с трудом выговорил Берт. Эта мысль мучила его ничуть не меньше ран. — Почему та…
Грохнуло без вспышки,
— Вот и лопнула, — спокойно сказала она. — Как йорнам на Паоле и положено.
Берт изогнулся и скосил глаза в том направлении, куда смотрела Айрин. Тёмной кучи на стыке лужайки и леса больше не было.
Потянуло горелым, и Берта снова затошнило.
— Экий ты хлипкий, — с неудовольствием заявила Айрин. — У нас всё-таки для разведки покрепче выбирают. Ты ведь гельский, верно?
Жар наплывал липкой тошной массой, вытесняя разумные мысли. Бедро и живот пульсировали белыми вспышками, как хитрый файер на полигоне Меркури. Надо будет подробнее… И осторожнее, ради Древа, надо осторожнее!
Да кому будет нужна осторожность, если он сию минуту помрёт?!
— Да, — вытолкнул Берт из мутной дряни, в которой тонул всё глубже, — гельский. Ап-течка… тоже гельская… сумк… дос-тань…
Голос Айрин стал тихим и далёким, а на Паолу упала ночь.
Глава 2. Все мы добровольцы
Я их не выбирал, они решили сами,
Когда спросили, с кем в разведку им идти,
Я ухожу в разведку с мудаками,
Они на букву М сплошные чудаки. Ундервуд
Гелио
— Святые ёжики, — выругался Лью, глядя на детальную схему Древа Времени, занимавшую всю северную стену зала. — Смотри, Б-116 отвалилась.
Берт и без подсказки видел, что ветвь чуть выше 4200-го года медленно выгибается и меняет цвет с зелёного на красный.
— Давить, — решительно сказал Берт. — Как клопов. Распоясались, твари рогатые.
Его решимость наполовину состояла из равнодушия. Так, дежурная фраза. 4200-е — тьма дремучая, непрошибаемая, пусть бы йорны и целиком забирали. Нулевую тварям не взять, а побочные ветки — ерунда. Лью тоже прекрасно это понимал, но должность обязывала: нахмурился, шурхнул маховыми перьями по стене. Старший по отделу, не жук-олень, однако. Пусть того отдела кот наплакал.
— Давить надо, — с нажимом повторил старший. — И чем быстрее, тем лучше.
— Ого, — попытался перевести разговор Берт, — глянь, Е-22 снова наша, ребята Михеля отрабатывают премиальные.
Но сбить Лью, если тот уже собрался развести елей, практически невозможно.
— Пусть их отрабатывают, — рассеянно отмахнулся. — Ты слышал, что на последнем совете говорил Габи по поводу их новых возможностей?
Конечно, Берт слышал. Умение стекленеть взором и дремать на советах он выработал давно, но у Габриэля настолько мерзкий, ввинчивающийся в мозг голос, что не помогали никакие навыки.