Остаточная деформация [СИ]
Шрифт:
— Ты говоришь про очередные усовершенствования разведки? — Берт счёл нужным продемонстрировать осведомлённость.
— Да. Что думаешь?
А вот признаваться в том, что вообще на совете не думал, Берт не стал. Сделал умное лицо и протянул:
— Ну-у-у… Думаю, как всегда у Габи. Очередной прожект. После муходронов я не удивлюсь ничему.
Лью не выдержал — фыркнул. Испытания нового разведсредства проводились масштабно, можно сказать демонстративно. Напичканный всяким нанохламом огромный рой выпустили в эффектно подсвеченное небо, но выдрессированные на командные действия насекомые прыснули в разные стороны
— Ладно, проехали, — проворчал Лью, которому по чину не положено хаять начальство перед подчинёнными. — Но последняя разработка выглядит перспективной, Берти. И им нужны добровольцы. Не хочешь ли послужить человечеству?
Это было коварно, но Берт немедленно огрызнулся:
— А я что здесь делаю? Я именно служу и именно человечеству. Вместе с тобой, между прочим.
Он с достоинством выпрямился, но мину скорчил чуть-чуть несерьёзную. Для смягчения намёка: если Лью считает его бесполезным бездельником, то и сам он такой же. Если уж совсем честно, то Берт не раз задумывался, что произойдёт, если их небольшой вспомогательный отдел статистиков-аналитиков сократят вчистую. И постоянно приходил к выводу, что ничего не произойдёт. Вот совсем ничего. Совесть грустно вздыхала, но быстро успокаивалась. Зачем грустить? Вреда-то от них тоже нет, и кому какое дело, за что Лью, Берт, Мари и Меф получают свою благодать.
Однако пёсий сын Лью намёк пропустил мимо нимба. Когда ему надо скорчить из себя важную шишку, он моментально глохнет. И начинает, кстати, выглядеть, как отходы золотушного йорна.
— Это важно, Берт. Сходи к разведке. Скорее всего, ты им и не подойдёшь, но нам вчера велели прогнать через тесты всех сотрудников. Так что завтра с утра — будь добр.
— А ты же сам мне не вкатаешь ли порицание за опоздание? — сделал последнюю попытку отвертеться Берт.
Но Лью его знал не первую десятилетку, поэтому только насмешливо дёрнул уголком рта.
— Распоряжение официальное, приятель. И не потеряй фишку о прохождении, которую тебе дадут парни Габи. Потеряешь — точно вкатаю взыскание. Причём строгое.
Берт скривился как от кислого и кивнул. Ладно, подумаешь, не первые тесты, на которые его гоняли, и наверняка не последние. Лишь бы не такие, как в прошлый раз. А то выдали опросник на двадцать пять листов, и один вопрос глупее другого. Берт храбро продержался до тринадцатого листа, а потом задремал, стукнулся лбом об стол и стуком разбудил супервайзера… В общем, неловко получилось.
***
Девочка плакала беззвучно и оттого страшно. Золотоволосая кроха посреди дремучего леса, полного неведомых опасностей. Если бы не отсутствие крыльев, Берт с уверенностью сказал бы, что девочка — глисса. Ну не бывает у дочерей человеческих столь совершенных черт, столь нежной, почти светящейся кожи, таких густых и шелковистых волос. Но вместо крыльев вздрагивали под футболкой острые лопатки.
Но… что-то в ней было такое… неправильное, что ли? Берт старался себя убедить, что само наличие девочки не старше семи лет в почти непроходимой чаще — уже неправильно. Сам он прорубался сквозь колючий подлесок и плети каких-то вьюнов с помощью лазерного резака — и всё равно обцарапан
Впрочем, что они все — будь то могучие гелы, подлые йорны или просто люди — ничего не знают о Паоле. Мало того, все настолько привыкли, что Паола непознаваема, что перестали спрашивать. Единственное неоспоримое — с неё не возвращаются.
Гелы погибают почти сразу. А Берт везучий, наверное. Или оборудование усовершенствовали? Жаль, прохождение Трещины начисто выпало из памяти.
А девочка? Может, она — дитя выживших иферов? А что, вполне логично. Раз она здесь родилась, то, наверное, должна знать, как пройти по лесу, не поранившись и не испачкав одежду.
— Привет, малышка, — сказал Берт, стараясь держать ласково-непринуждённый тон. Он знал, что облик гела вызывает у людей неосознанную симпатию, даже у тех, жизнью которых управляли эти ублюдки, йорны. — Не бойся, я не обижаю маленьких.
Девочка перестала рыдать, но и отвечать не спешила. Рассматривала гела огромными прозрачно-голубыми глазами. Медленно склонила голову к левому плечу.
Бывают ли у людей настолько большие глаза или это неестественно? Странно, но Берт испытал прилив страха. Будто плеснуло изнутри жгучим холодом.
Чёрный лес Паолы тоже глухо молчал, и вот это точно было неестественно. Берт вздрогнул от сбивчивого стука, прорезавшего тишину, и понял, что так колотится его сердце. Девочка вдруг улыбнулась, призывно взмахнула ручкой и заскользила между стволами — как вода. Шагах в семи обернулась и снова пригласила Берта следовать за собой. Между розовыми губами явственно мелькнул язык. Не человеческий: узкий и тёмно-зелёный, кажется, раздвоенный на конце.
— Куда ты меня зовёшь? — глупо спросил Берт. Голос больше не притворялся спокойным. Страх захлестнул с головой, замораживая до оцепенения.
Девочка улыбнулась ещё шире, демонстрируя белые, острейшие зубы-иглы.
— Спаси меня, — вдруг сказала звонко и чётко.
Берт не был силён в анатомии, но больших знаний и не требовалось, чтобы понять: с такими зубами и таким языком на бабли не поговоришь. Шипеть разве что можно.
— Спаси.
Генные преобразования? Здесь?! Или всё же естественная мутация?
Проклятье, почему они так мало знают о Паоле?!
— Кто… От кого спасти? Или от чего?
Наждачный язык царапнул нёбо. Во рту стало кисло.
Маленькая девочка плакала, потому что ей было страшно одной в лесу. Зубы… да какая разница? Мало ли у кого что. Главное, к ней спустился гел, став ангелом. Ангелы — спасители, это твёрдо знают все человеческие дети из гельской ветви. Они знают. А дети из ветви йорнов просто верят в прекрасных крылатых существ, которые спасут их хотя бы после смерти. Все дети любят ангелов. Взрослые — по-всякому, и не Берту их винить. А дети…
Сердце сжалось от непривычной горечи. Каждый гел, получая право одиночества, клянётся оберегать и охранять род человеческий. Дань традиции, пережиток старины. В золотом и голубом Гелио нет людей и опасностей. Кого защищать, от чего оберегать? А чего не видно, того и не стыдно. Пускай ангелы оберегают, это их работа. А у честных гелов заботы другие. Поважнее.