Остаточная деформация [СИ]
Шрифт:
— Айрин. Прикольные штаны, Сэм.
Староста выживших иферов прямо растаял от этого дурацкого замечания.
— Сами делаем, — важно заявил он. — И не только штаны. Идём, ребята, в дом. Каринка только-только грибную похлёбку сняла с печи. Пообедаем, поговорим. А Берту точно полежать не помешает, правда же?
Берт, у которого ноги подкашивались, благодарно кивнул. Даже если это ловушка, то что они могут сделать?
У гостеприимного бородача и его товарищей по дому наверняка можно многое узнать о Паоле, что, безусловно, приблизит выполнение миссии… Да ни йорна Берт тогда про миссию не думал. Похлёбка и кровать —
Сэм галантно подхватил всё их барахло одной левой и повёл в дом.
Глава 4. Это возможно
Я в этой музыке услышал странный тон,
Я этот голос различу и в миллионе,
Ребенок плакал о великом Вавилоне,
Ребенок плакал и смеялся Вавилон… Игорь Жук
Гелио
— Чего стоим, жену Лота изображаем?
Голос у Габриэля воистину всепроникающий. Выдернет даже из самой глубокой задумчивости.
— Да-да. — Берт вздрогнул и покорно поплёлся за новым начальником.
Распоряжение по Зданию прошло так быстро, что Берт и воды попить не успел. И всё никак не мог собраться с мыслями. Он ненавидел перемены. И долго готовился к неизбежным, даже к самым незначительным вроде замены шкафчика. Перевод в другой отдел казался ему крушением жизненных основ. Он представлял себя маленькой лодочкой, которую вышвырнуло беспощадным порывом ветра из уютной бухты в бушующий океан. Берту было очень себя жаль, но он уже использовал все доступные способы увильнуть от службы в разведке. Ни результаты тестов на профпригодность, ни заключение службы психокомфорта, ни четыре заявления на увольнение не повлияли на вышнее решение. Отныне и на неопределённый срок Берт со всеми потрохами принадлежал Габриэлю. Оставалось только смириться и надеяться, что тихий саботаж и репутация аморфного тюфяка спасут Берта от крупных неприятностей. Верилось с трудом, и от дурных предчувствий холодели пальцы ног.
— Сюда, — рассеянно скрипнул Габи, сворачивая в неприметный коридорчик.
Если бы не скрипнул, Берт вполне мог проскочить поворот. Вроде бы и на виду, но почему-то кажется, что это не ответвление коридора, а просто ниша, неглубокая совсем.
— Здесь — переход к нашим технарям. Мало кому он нужен, сказать по правде, — Габи подмигнул, обернувшись через плечо, — я сам там два раза в год бываю, но иногда, как видишь, требуется.
Судя по тому, как уверенно он шагал по полутёмному и заставленному всякой ерундой переходу, Берт понял, что «два раза в год» — бессовестное враньё. Зачем врать, спрашивается? Никто же его ни о чём не спрашивал. Берт тихо злился и через шаг спотыкался через какие-то рулоны и мешки.
— Ремонт, — безмятежно пояснил Габи и не глядя перешагнул кучу палок неясного назначения.
Берт успел набить с полдюжины синяков, когда начальник остановился перед гладкой белой дверью — почти неразличимой на фоне гладкой белой стены.
— Это я, Пети, — сказал Габриэль негромко и символически простучал
Дверь скользнула в сторону ещё до того, как он убрал руку, поэтому последний стук пришёлся в пустоту.
— Привет, Габ.
В дверях, на фоне пыльно-сумеречного проёма, образовался незнакомый Берту гел в тёмной и, как показалось, заляпанной грязью одежде. Ничего примечательного в его внешности не было, кроме…
— Как крыло, Пети?
Над правым плечом Пети возвышался привычный холм из перьев, а над левым было пусто. Берт растерянно заморгал, не зная, как такое вообще возможно. Такой дефект? У гела?! Да как же…
— Твоими молитвами, — хмыкнул Пети. — Кто с тобой, Габ?
— Это следующий, — многозначительно произнёс Габриэль и шагнул вперёд, прямо на Пети. — Так мы зайдём?
— Да пожалуйста.
Берта смутило, что о нём говорят, как об отсутствующем, но он решил, что так и надо по правилам неизвестной ему игры.
Хозяин помещения вытер действительно грязные руки ветошью и посторонился. Комната оказалась большой, но тесной. Тесноту создавали расставленные вдоль стен шкафы и приборы, а также огромная куча хлама на верстаке. Запахи хорошие: горячий металл, древесная стружка, канифоль. Представить, что в Здании есть такое помещение, ничуть не легче, чем однокрылого гела.
— Присесть толком негде, — без особого сожаления заявил Пети. — Габ, тебе почётный табурет, а…
— Бертран, можно Берт.
— Берт, можешь сесть на подоконник. Он довольно удобный, я почти всегда на нём сижу.
Подоконник не подкачал — широкий, гладкий. Шикарный вид из окна: центральная прогулочная аллея и памятник Становителю как на ладони. И улыбка у Пети оказалась на редкость обаятельной, совсем не похожей на официально-резиновый оскал Габриэля. А последний устроился на замызганном табурете и заговорил, на этот раз обращаясь непосредственно к Берту:
— Два года назад Пети совершил должностное преступление. Воспользовавшись служебным положением, он сам себя отправил на Паолу.
— Но, — не выдержав, перебил Берт, — это же невозможно, ведь нужна целая бригада…
Пети по-ежиному фыркнул, а Габи погрозил подчинённому пальцем.
— Не перебивай, хотя замечание по существу. Пети у нас уникум, мастер на все руки. Он сумел в одиночку.
— А я давно говорю, что штаты раздуты, — Пети, который так и остался стоять, вдруг забегал по комнате. При этом он ловко обтекал нагромождения вещей, не тревожа ни единого винтика. Берт потёр висок: ему показалось, что совсем недавно что-то подобное… Нет, ничего такого не могло быть. А Пети разошёлся не на шутку: — Дармоеды! Ладно, одному сложно, но двоих-троих хватит за глаза со всеми предосторожностями. Восемь гелов в бригаде — слишком много, я…
— Не кипятись, ты, — устало сказал Габи, и голос у него стал почти нормальным. — Ты знаешь про кризис, поэтому не сотрясай зазря воздух, будь добр. Помолчи. Берт, не слушай этого болтуна, слушай меня. Так вот наш доблестный Пети в одиночку совершил вылазку на Паолу. И вернулся. После того случая чуть было не перекроили всю систему допусков, но Аве рявкнул. Не понимаю его соображений, но это Аве. Расскажи Берту, как всё было, герой.
— То молчи, то расскажи, — проворчал Пети с теми же интонациями, с какими сетовал, что негде усадить гостей. — А что рассказывать? Понимаешь, Берт… Ты ведь из статистики, верно?