Остаться в живых
Шрифт:
— Что касается беспроигрышного пари, — возразил между тем Роберт Мид, — то я всего лишь встречаю твоего друга Грэя по им самим установленным правилам, — как-никак именно он выбрал такую игру, Бобби. Но я не пошел бы навстречу, не знай я, что он нравится тебе и что ты веришь этому мошеннику.
— Почему ты называешь его мошенником? — резко потребовала объяснений Бобби.
Девушка все больше и больше нравилась мне. С истинным благоговением наблюдал я за ней из темноты, скрывавшей нас с Лэнки.
— Билл, а что ты можешь сказать об этом
— Ну, как вам сказать, мэм… — замялся караульный, вытянув голову так, что шляпа сползла на затылок. — Я здесь для того, чтобы всегда держать наготове пушку, а думать мне вроде как не полагается. Но все-таки… коли с парнем нельзя потолковать без дробовика, это как пить дать прожженный, видавший виды сорвиголова. По-моему, так. Его не удержишь и на золотой цепи, это уж точно. Не знаю почему, но мне хотелось бы самому взглянуть на эту дикую кошку — только в клетке, а не на воле, потому как любой, кто способен пробиться сквозь толпу из четырехсот пятидесяти готовых на все ковбоев, — чертовски опасный тип!
А я в темноте качал головой, вспоминая, как все было на самом деле, как я нырял и ускользал, как кричал, наводя толпу на ложный след. Вот так я впервые услыхал легенду, возникшую и разросшуюся пышным цветом после моего побега из кэтхиллской тюрьмы. И, само собой, в ней не было ни единого упоминания о Лэнки!
Я увидел, как по телу моего долговязого приятеля прошла еще одна волна вздрагиваний и конвульсий. Наверняка он опять помирал со смеху.
— Грэй не сделал ничего плохого, — заявила Бобби, — он лишь вступился за друга в минуту крайней нужды и…
— Хватит об этом, — остановила ее мать и успокаивающе обняла за плечи. — Не вынуждай отца снова затевать этот спор. Слишком уж вы с ним похожи. Пойдем к столу.
— Мы оставим дверь открытой, — сказал, посмеиваясь, Роберт Мид, — дабы показать юному Грэю, что готовы радушно его принять. Это самое большее, что мы можем сделать для этого джентльмена. Не так ли, Бобби?
Они отошли от окна, и голоса затихли, став совсем неразборчивыми. Билл продолжал свой обход.
Когда он добрался до угла, парень, расхаживавший по соседней стороне террасы, негромко крикнул:
— Все путем?
— Нормально, — откликнулся Билл и, развернувшись, потопал обратно, к открытой двери, в ярко освещенную прихожую.
Едва он миновал разрыв в живой изгороди, Лэнки был уже на ногах — точнее, на четвереньках — и бесшумно, как паук, пронесся по гравию дорожки. А сзади хвостом мчалась его длинная тень. И вот она исчезла — Лэнки припал к земле у выступа балкона как раз в ту секунду, когда дозорный развернулся в конечной точке своего маршрута, предварительно что-то крикнув мужчине, дежурившему в коридоре.
Никакого определенного пароля у них не было. Дозорные выпаливали любое пришедшее в голову сочетание слов: «А вот и мы», или «И еще раз», или «Скажи когда», — в общем, все, что угодно, лишь бы, когда добираешься до самого угла, другой
Наверное, Билл уже успел заскучать от однообразного хождения взад-вперед по тому же маршруту, но не показывал этого, напротив, оставался предельно бдительным и напряженным.
Добравшись до противоположного угла террасы, он негромко крикнул:
— Эй!
— Да! — ответили ему, и страж, развернувшись, вновь зашагал в сторону коридора.
Когда он проходил мимо, я попытался заставить — себя последовать примеру Лэнки, но не смог и с места сдвинуться. Перед моими глазами мелькнула, выплыв из глубин памяти, картина того, как однажды в моем родном городе заряд картечи прошил насквозь вывеску лавки. Надпись на ней была уничтожена полностью, а середина представляла собой сплошную дыру с рваными краями.
Да, ружье Билла могло сотворить то же самое и со мной — некий тайный голос подсказывал, что я не сумею пересечь гравийную дорожку так же тихо, как старина Лэнки.
Итак, я лежал под живой изгородью, впившись в землю и обливаясь потом, и слушал, как Билл шагает к двери в прихожую, где, дав отзыв другому дозорному, развернулся и пошел обратно. Парень завершил полный круг, и, когда он снова приблизился к щели в изгороди, мне показалось, что часы в прихожей отбивают половину десятого. Само собой разумеется, ничего подобного я слышать не мог. Это мой собственный пульс колоколом звонил в глупой голове. Но он заставил меня действовать — словно бы пришпорил. Я мгновенно уразумел, что скорее встречу грудью заряд картечи, чем услышу, как эти самые часы и впрямь бьют девять тридцать, до -того как окажусь в комнате, где меня с горячим, свежим кофе ожидает семья Мид.
Короче, я поднялся и, согнувшись в три погибели, понесся по гравийной дорожке, широко расставляя ноги.
Но вовсе не бесшумно! Куда там! Казалось, на ногах у меня вместо ботинок металлические тарелки и шуму я произвожу не меньше, чем несущийся в атаку кавалерийский эскадрон.
Ныряя в тень под краем террасы, я успел заметить, как Билл дернулся и резко поворотил, не дойдя до двери в прихожую.
Дозорный побежал назад, и я почувствовал, как он склоняется к земле чуть выше того места, где притаились мы с Лэнки. Я ощущал это так ясно и отчетливо, как можно почувствовать разве что острие ножа, прижатого к основанию черепа!
Я ожидал услышать грохот выстрела двуствольного обреза, который лишит жизни нас обоих — и меня, и моего друга.
А ведь я мог снять ботинки, перед тем как броситься через эту гравийную дорожку, мелькнуло у меня в голове запоздалое сожаление.
Охранник с дальней стороны террасы прокричал:
— Эй!
— Иди сюда, — позвал его Билл. — Я кое-что заметил тут на дорожке, точнее, услышал, и…
Неспешные, тяжелые шаги медленно приближались к нам.
— Ты кое-что заметил, ты кое-что услышал! Может, ты и выпил кое-что, приятель? — ворчал второй охранник, двигаясь в нашу сторону.