Оставшиеся в СССР (сборник)
Шрифт:
Впервые за долгие дни и ночи она уснула по настоящему.
Ей снилось что-то хорошее, доброе, ласковое. Она была человеком с крыльями. Перелетала с места на место. Как во снах далекой молодости. Летала вместе с Анатолием, который отставал от нее, поддерживая их маленького сына Мишутку. Везде внизу ходили нарядные люди, было много оркестров. Вокруг играла музыка. В парках расставлены столы. На них много вкусной еды. И совсем бесплатно. Ешь – не хочу. И вокруг флаги. Красные флаги.
Ее красный флаг не висел на доме. Мальвина стояла за дверью, когда
Вера Кондратьевна
Мне тогда было немного за двадцать. Только что закончил институт. Еще не женат. Недавно устроился мастером на производство. Долгожданное завершение трудового дня. Встреча с друзьями в небольшом кафе возле парка и кинотеатра. Как всегда разговоры ни о чем: кто кого встретил, с кем поругался, какой подруге назначил свидание.
За пятью – семью столиками собирались несколько компаний. По интересам, по единому месту работы или по месту проживания.
Табачный дым исподтишка. Шумные выкрики. Иногда ссоры. Но в основном веселое времяпровождение.
Положа руку на сердце, кафе это заведение можно было назвать с натяжкой. Сварной металлический каркас, обложенный древесностружечными плитами. Летом жара, открытые окна и двери. Зимой мороз и холодные сиденья. Проходной двор. Но в очень удобном месте – рядом парк, стадион, кинотеатр, городской рынок.
Молодые мамы, перед началом дневного сеанса обязательно заводили сюда своих малышей купить конфетку, стакан сока. Папы, среднего возраста – выпить бутылочку пива до начала фильма. Пожилые колхозники с села, после окончания базарных дел – съесть пирожок или колбасу из кармана. Молодые люди, после завершения трудового дня – встретить друзей, выпить пиво и принесенную с собой водку. Словом всем нужное заведение.
Завсегдатаем кафе была пожилая женщина. На вид лет шестидесяти. Пьющая. Неухоженная. В старом сером плаще с растрепанными седыми волосами. Она не садилась со всеми за стол. Если было свободное место – сидела сама. Поднималась когда в кафе заходила шумная компания. Подходила к стойке. Заказывала очередные сто грамм. Выпивала и выходила на улицу. Стояла неподалеку. Ждала, когда освободится место за столом. Долго ждала. О чем – то в пол голоса говорила сама с собой. Курила, если были свои сигареты. Просила дать закурить, когда их не было. Просто стояла. И было ли то солнце или дождь, казалось, ей нет никакого дела до того, что творится вокруг. Глядя через стекло на эту несчастную женщину, возникало какое – то непонятно чувство. Нет, не брезгливости, и не жалости. А чего – то такого, будто бы вы что – то должны этому человеку.
Вера Кондратьевна – так звали ее.
Так было и в тот день. Просто стояла, укрывшись от едкого дождя в арке кинотеатра в ожидании освободившегося места в кафе.
Неподалеку от кафе находилось медучилище. Часто вечерами, толи с дополнительных занятий, толи после практики, шумной
Студенточки в кафе не заходили. Хотя, вероятно такое желание было. Выпить чашечку кофе, съесть трубочку с кремом или просто выпить лимонаду. Никто не рисковал нарваться на комплимент.
Так было и в тот день.
За окном послышался девичий смех и очень многим сразу захотелось на перекур. Возле меня освободились все места. Я некурящий да и пиво не допил, потому остался.
Ребята, вышедшие на улицу, пытались заговорить с проходящими мимо девушками. Слышался смех. Кого – то хватали за руку. Девушки крутили пальцем у виска. Повизгивали.
Двух остановили. Но ненадолго. Словом, как и всегда – безрезультатно для парней.
Небольшой пятачок перед окнами опустел. Девчонки погрузились в автобус на остановке, ребята ушли в туалет освобождаться от пива. Настала тишина.
Можно я тут присяду молодой человек?
Увлеченный событиями за окном, я и не заметил подошедшую ко мне женщину. Эта была та самая, которая стояла на улице. В сером болоньевом плаще. Такие давно вышли из моды. Когда – то в 60-х они стоили целое состояние. Теперь же их носили только пожилые люди или с достатком на черте бедности.
– А вас не стесню. Посижу немного и пойду. Вера Кондратьевна – зовут меня. Я ненадолго, пока те не вернутся. Я сейчас, возьму себе сто грамм.
Разламывая кусок хлеба, вынутого из кармана, женщина отпила пол стопки. Обвела взглядом помещение.
Одна пьянь болотная, – тихо произнесла она.
Ты сюда часто не ходи. Станешь таким же как они. Посмотри на себя – вроде нормальный. Я тоже когда – то была. Молодая, красивая. Хлопцы за мной бегали. Вера, Верочка! Какие у тебя глаза и волосы! У меня были густые волосы.
А потом была война. Я воевала. Смотри.
Женщина распахнула старый потертый плащ, а под ним на выцветшей кофте два ордена – Красной звезды. Медаль «За отвагу» и еще какие – то, которые я не успел разглядеть.
– А эти придурки не верят. Говорят, нашла или украла. Не украла я, у меня документы. Я всю войну прошла. С сорок первого по сорок пятый.
– Возьми мне пива. Я тебе все расскажу.
– На фронт я попала не сразу. Тогда, весной 1941 – го, я перешла на последний курс мединститута. Нам дали месяц отдыха и всех направили на практику. Я попала в небольшой городок на Южном Буге в фельдшерский пункт.
Меня, как будущего врача, временно назначили заведующей. Фельдшер Зинаида Петровна, женщина лет 50–ти, обстоятельная, рассудительная, заботливая, ни на шаг не отступала от меня. Все повторяла мне:
– Верочка! А вы не спешите. Если больной не срочный, предложите ему сесть. Успокоиться. Задайте пару ничего не значащих вопроса. И только затем приступайте к приему.
Я сначала все делала по-своему. И вроде бы понимала правоту слов Зинаиды Петровны, но молодость и желание все сделать быстро и сразу брали верх.
Но прошло две недели, и все вошло в норму. Прием больных, уколы, процедуры, ночные дежурства – обыкновенная работа. Мне было радостно от сознания того, что я приношу пользу людям.