Оставшиеся в СССР (сборник)
Шрифт:
Витьке кто-то дал кусок брынзы и пол буханки хлеба.
Берите, Вера Кондратьевна! Я уже поел.
А у самого глаза, непроизвольно, так и следили – сколько я отломлю. Я взяла кусочек. Остальное отдала ему.
Вы, правда, больше не хотите?
Нет, Витя! Не хочу.
Через минуту ничего не осталось.
Нас завели в школу, расположенную рядом со станцией. Выдали скудный паек. Меня и еще пару женщин, отделили в отдельный угол. Все уснули как убитые.
Утром по одному вызывали в учительскую, приспособленную под штаб.
Меня в числе первых.
Документы!
Когда узнали что я будущий врач, отвели в другое помещение.
Паспорт, зачетную книжку, студенческий билет – все отобрали.
Ждать пришлось долго. Мне дали поесть. Потом сфотографировали.
Пришла женщина в военной форме. В руках сложенное вчетверо обмундирование, сверху мои документы.
Приведите себя в порядок в умывальнике, оденьте форму и через 5 минут явитесь в учительскую!
За столом сидели трое – два военных (я тогда не различала воинские звания) и та женщина, которая принесла мне вещи, как оказалось в последствии – начальник полевого госпиталя.
Вы зачислены военврачом в 26–ую отдельную бригаду. Командующий армией присвоил вам звание лейтенанта медицинской службы. Доучитесь после войны. Вот ваша воинская книжка и личное оружие.
Стреляли раньше?
Да ладно, и так вижу что нет.
Научитесь. Главное себе ничего не отстрелите!
И опять нас построили в шеренгу. Вернее в несколько шеренг и рядов. Многих переодели в новую форму. Оружие было не у всех. Я всматривалась в лица, ища знакомые мне. Многих не находила. Большинство мне были незнакомы. Но Витьку я заметила. Он стоял в первой шеренге. Ему досталась винтовка – трехлинейка, которая вместе с примкнутым штыком была чуть не в двое выше его. Строй замер ожидая команды.
От здания вокзала подошел толстый офицер. Кто то крикнул: равняйсь, смирно! Все замерли.
Товарищи! Враг в сотне километров от нас. Долго не буду говорить. Мы вновь сформированная бригада. Большинство из вас уже знают, что такое война. Отступать нам некуда.
Наша задача: выдвинуться на юго – запад, занять позицию и держать оборону до подхода 24 дивизии.
К ночи были на месте. Окопались. Развернули медсанбат, куда меня назначили начальником. В помощь дали двух медсестер и 4-х бойцов – носить раненных. Коек не было. В тюфяки набили соломы, положили просто наземь. Да они и не понадобились.
Утром нас обстреляли танки, которые почему-то на нас не пошли. Обогнули наши позиции, и ушли на восток. Зато атаковала немецкая пехота.
Когда до наших позиций оставалось метров сто, комбриг поднял всех в атаку.
– За Родину! За Сталина! В атаку! Ура!
Мы все как один ринулись вперед. Немцы залегли, а на нас обрушился шквал минометного огня.
Слева и справа после противного визга разрывались мины. В воздух взлетали куски земли, дерева и человеческого мяса. Едва ли не первой миной накрыло комбрига. Какое-то время солдаты бежали вперед, но вскоре бе командира все залегли. Кому повезло, тот укрылся в воронках. Но их на всех не хватало: лежали просто на рыжей траве, вжавшись в землю,
Обстрел утих. Просигналили – вступил в командование комиссар. По цепочке передали: красная ракета – сигнал к повторной атаке.
Второй раз поднялись молча, без криков «Ура, за Сталина!». Да и не все. Кто-то продолжал лежать, в надежде что его не заметят, не позовут. Заметили, «позвали» пинками и угрозами расстрела на месте.
Командовал батальонный комиссар.
– Вперед, вперед! За Родину! Бей их гадов! Ну, давайте ребята, молодцы! Не подведите. Мы же присягу давали!
И ребята не подвели. Оглушенные, в порванных гимнастерках, раненные, и еще пока нет, но уже все с оружием в руках, бежали вперед, чтобы победить или умереть.
Когда до залегших немцев осталось с метров 50, обстрел возобновился. Ничто, кроме редких деревьев не мешало им нас расстреливать. Комиссара ранило. Левая рука его непроизвольно болталась при каждом движении. Он бежал почти рядом со мной.
– Вперед ребята! Вперед! Осталось совсем чуть-чуть, то ли кричал, то ли шептал он.
Витька был рядом.
Вера Кондратьевна! Держитесь меня! Я вас прикрою!
И прикрыл.
Послышался хлопок.
Ложитесь, Вера Кондратьевна!
Я, повинуясь какому-то ранее спавшему во мне инстинкту, мгновенно повалилась на землю. Сверху упал Витька.
Земля сначала приподнялась, а потом провалилась под нами. Я лежала, чуть дыша, боясь пошевелиться. У себя на щеке почувствовала дыхание Витьки: – Слава богу – жив! Мины противно выли, разрывая воздух. Все снова залегли. Лежали недолго.
Обстрел внезапно прекратился. По неизвестной причине немцы снялись с позиции и отступили. Но довершать начатую атаку никто не стал: кто сидел, кто лежал – все остались на месте.
Невдалеке стонал раненный комиссар: – Сестра, сестра! Помоги!
– Вера Кондратьевна! В меня попали! – у самого уха прошептал Витька, – мне плохо. Я ничего не чувствую, меня тошнит и холодно.
Осторожно, стараясь ничем не навредить ему, я выползла из под него.
– Сестра, помоги! – опять донеслось со стороны раненного комиссара. Но я не слушала его.
– Военврач! Я вам приказываю! Быстро оказать помощь раненному командиру! – прокричал командир 3-ей роты.
Но я никого не слушала. Витька перевернулся на спину, вернее на левый бок. Смотрел на меня огромными черными глазами в которых застыл ужас. Правая часть живота была вспорота осколком, откуда петля за петлей выползали внутренности.
– Витя, Витечка, дорогой. Я сейчас. Ты не смотри. Мы сейчас в медсанбат. Операцию сделаем.
– Сделайте Вера Кондратьевна. Пожалуйста! Я вас прикрыл.
– Военвач, ко мне! Оставить бойца! Оказать помощь командиру!
Я не слушала. Как могла все впихнула Вите обратно. Туго перебинтовала живот.
Идти Витька не мог. Я присела, кое-как затащила себе на спину и потащила на себе.
– Тетечка, Вера Кондратьевна не бросайте меня. Я выздоровлю и всегда буду вас защищать.
И еще что-то говорил. Но я не все понимала и слышала – слезы душили меня.