Осторожно, двери открываются, следующая станция – Война!
Шрифт:
А.У. Почему бы и нет. Выкрасть – не выкрасть, а поговорить с ним было бы интересно. Возможно, я смог бы ему кое-что предложить, от чего бедняга не смог бы отказаться…
Плеск воды и громкие голоса людей, вошедших в помещение бассейна, заглушили ответ Г.Баркера.
Конец фонограммы.
Когда Сергей прослушал фонограмму, первое, что пришло в голову, срочно возвращать Ильина в Москву. Однако, в Службе безопасности резонно предложили дать возможность англичанину встретиться с ученым, чтобы выяснить намерения сэра Артура Уинсли.
Лучше
Глава 4. О том, что, подчас, воспоминания лучше всякой машины времени позволяют окунуться в прошлое
9:20. 14 марта 2014 года. Москва. Квартира Бориса Ильина
Странное ощущение не оставляло его весь день. Впервые за последние годы оказавшись дома один, Борис Ильин не находил себе места. Бэлла с внучкой улетели в Египет на море, Анюта – на работе, Филл…
Непроизвольный вздох хрипом вырвался из груди. Никто больше нахально не залезет к ним с женой под одеяло, никто не лизнет трижды лицо, приглашая погулять. Фильки нет уже больше года, но по утрам не оставляет ощущение, что сейчас старый пес притащится, шаркая когтями по паркету, с любимым теннисным мячиком в зубах.
Наскоро приготовленный нехитрый завтрак – бутерброд с вареной колбасой и кружка горячего крепкого чая – немного отвлекли его от грустных мыслей, вернули к насущным проблемам. Вчера вечером Анюта попросила убрать с лестничной клетки Сашин снегокат, который с зимы мешал соседям проникнуть в квартиру. Дочь протерла его от пыли и затащила «железного коня» в квартиру. Здесь-то Ильин и наткнулся на коварного зверя, затаившегося в полутемной прихожей. Ноющей болью о роковой встрече напомнила разбитая в кровь нога.
– Ты отправишься на антресоли, в самый дальний и пыльный угол, – проворчал пожилой человек, с неприязнью глядя на тускло посверкивающего из коридора внучкиного «скакуна».
С трудом достав стремянку (проклятая болезнь напомнила о себе дрожью в руках), кряхтя, взгромоздился на пару ступеней, открыл створки и включил фонарик.
Возможно, если бы руки не были заняты, он избежал бы удара в глаз, но электрический фонарь и антресольная дверца сделали его беззащитным. Сноп искр и острая боль были настолько неожиданны, что Ильин, потеряв равновесие, с грохотом рухнул на разбросанные в прихожей Анютины туфли.
Минут пять он, не двигаясь, навзничь лежал на колючей обуви, с трудом соображая, что произошло. Наконец, боль в спине стала нестерпимой – модельная босоножка, отказываясь погибать под прессом Ильинской спины, пыталась проткнуть позвоночник агрессора. Перевернувшись на живот, мужчина встал на четвереньки и взгляд упал на небольшую книжицу в картонном переплете.
– Блин! Сам виноват, старый дурак, – проворчал Ильин, когда до него дошло, что стало причиной его падения – в глаз попал, выпавший с антресолей старый пикетажный журнал – свидетель его студенческой молодости, дурости троих балбесов и одного удивительного лета.
Пару месяцев назад, разбирая коробки на балконе, Ильин наткнулся на журнал. Первым желанием было отправить его в мусоропровод, но что-то удержало, и книжица была небрежно заброшена
– Спиной, – поправил себя вслух мужчина, продолжая стоять на четвереньках среди разбросанной обуви.
Звонок мобильного заставил встать и поторопиться в гостиную. Это была Белла. Неожиданное беспокойство о муже и дочери, о том, как они справляются без нее, было приятно и напрочь стерло ощущение одиночества, отвлекло от боли в спине и заставило забыть о несчастном пикетажном журнале. Разговор с египетской симкой обходился недорого, и дед смог вволю насладиться разговором с женой и внучкой под «аккомпанемент» приглушенного телевизора.
– Адя! – Жизнерадостный крик дочери заставил вздрогнуть – видимо, голос диктора новостей усыпил. Из трубки неслись частые гудки. Задремав, он не заметил, как дочь пришла с работы. Ильин любил, когда домочадцы называли его «Адя» – это было первое членораздельное слово, с которым внучка обращалась к любимому деду.
– Па, ты что, уснул? – Не дождавшись ответа, дочь заглянула в гостиную.
– Привет! Ты сегодня что-то рано. – Отец нехотя поднялся с дивана. – Что случилось?
– Пятница случилась! Вставай, я пиццу принесла.
Неспешные пятничные заботы, под ненавязчивое бормотание телевизора. Холодная пицца с горячим чаем. Ночные новости. День прожит. Можно гасить свет и забираться под одеяло.
Ночь царствует за окном. Редкие звезды то появляются, то исчезают за редкими облаками московского неба. Мыслей нет, но необъяснимое беспокойство гонит сон. Тихо, боясь разбудить дочь, Ильин притворил дверь в комнату дочери и побрел на кухню.
Темный прямоугольник на кухонном столе, неожиданно, сделал очевидной причину беспокойства – «зловредный» журнал.
Борис включил чайник, достал из холодильника остатки пиццы. Пока споласкивал кружку, закипел чайник. Не спеша залил два пакетика цейлонского кипятком и присел к столу. Он уже почти допил чай, сжевал кусок пиццы, когда, наконец, решился открыть брошюру.
Серый картон. Коричневый коленкор корешка. Запах старой бумаги. Шелест перелистываемых страниц. Журнал практически пуст. Конечно, практиканты 3-го курса и не думали самостоятельно вести записи по прокладке трассы, «сдув» все у руководителя партии. На миллиметровке «ушло в будущее» то, что действительно было тогда важно для них. Редкие карандашные записи, картинки. Вот нарисованные человечки бегут за уходящим составом. Ломаные палочки рук и ног похожи на таинственные письмена…
15:30. 4 августа 1968 года. Ростов-на-Дону.
…солнце нестерпимо бьет в глаза. Запах полыни и креозота. Ноги попадают между шпал. Володька, убежавший далеко вперед, подвернул ногу и захромал. Товарняк, который уже почти догнали, едва ползет. Дохляк Игоряшка хватает Схуса подмышки и помогает вскарабкаться на открытую платформу. Хватаюсь за раскаленные поручни и чувствую, как состав набирает скорость. Впереди – море, солнце, девушки и вино!
Череда ярких воспоминаний накрывает, заставляя забыть годы, болезни.