Осторожно, двери открываются, следующая станция – Война!

Кирюхин И.

Мужик вперевалку подходит ко мне. Невольно отшатываюсь, потому что в нос шибает жуткий коктейль прокисшего пота, чеснока, какой-то тухлятины и дорогого парфюма.

– Замотал ты меня, Кирюха-сан! – с этими словами черная кожа перчатки вылетает мне в лицо.

Чувствую острую боль в шее, то ли от укола, то ли от укуса.

Чернота…

15:35. 14 марта 2014 года. Где-то на территории Украины.

Запах разлагающейся плоти трудно с чем-то спутать. Кажется, что он проникает под кожу, расползаясь по венам, забирая твою жизнь. Ну, если что-то кажется, значит, пока еще жив. Эта мысль заставляет с трудом разлепить веки.

Первое, что встречает меня

в этом мире – улыбка. Широкая открытая улыбка во все 32 зуба, открытая настолько, насколько это возможно. Обладатель «отличного настроения» давно не жив, и полностью лишен губ. Клочья плоти обрамляют выпирающие серо-желтые десны.

Видимо, я тоже не очень жив, потому что не чувствую естественного отвращения, скорее, вялое любопытство. Присматриваюсь к соседу. Когда-то выбритая голова покрыта ежиком щетины. От того, что широко открытые глаза мертвеца направлены прямо на меня, становится не по себе. Труп напоминает манекен из бутика для истинных джентльменов, который выкинули на помойку, забыв разоблачить. Рука вздернута вверх. Из-под угольного рукава смокинга торчит белоснежный манжет сорочки, скрепленный запонкой. На груди джентльмена, попискивая, неторопливо умывается пара крыс.

Одним словом, этакая horror [33] – идиллия.

Настораживает отсутствие воспоминаний. Только сиюминутные мысли и ощущения.

Попытка встать ни к чему не приводит. Я связан по рукам и ногам. Удивительно, но я не чувствую боли. Видимо, я нахожусь здесь даже несколько часов, и связанные конечности затекли.

Пробую шевелить пальцами. Все в порядке.

Попытка откатиться от дурно пахнущего соседа сразу возвращает в мир ощущений острой болью в предплечье. Скосив глаза, вижу, что наделся на здоровенный ржавый гвоздь. С трудом освободившись, отползаю поближе к освещенной части помещения в надежде найти способ освободиться от тугих пластиковых пут.

33

Horror (англ.) – ужас.

Пол усеян строительным мусором, но хотя бы какого-то осколка стекла, не говоря уже о режущем инструменте, я долго не могу найти. Не знаю, сколько времени я ползал неуклюжей гусеницей, оставляя кровавый след из пораненной руки, пока не наткнулся на заляпанную цементом штыковую лопату.

Полчаса и я, пошатываясь, стою посреди подвала, сжимая в руке черенок лопаты. Свобода движений и оружие в руках возвращают силы, воспоминания, самою жизнь.

13:55. 10 марта 2014 года. Украина. Киев. Киевский политехнический институт.

– Каждый человек, в конечном итоге, всегда сам виноват в неприятностях, которые, якобы, неожиданно сваливаются на его голову. Сам, старый м… дак.

С раздражением ловлю себя на том, что бормочу эту банальность вслух, сидя на унитазе в узкой кабинке киевского политеха. Более чем достойное место! Только в мою лысую голову могла прийти идиотская мысль позавтракать украинским борщом с пампушками в небольшом кафе на проспекте Победы. То, что борщ был даже не вчерашний, я понял, когда Михаил Борисович Ходорковский уже завершал ответы на вопросы. Я даже включил на запись планшетник, так сказать, «на память для потомков», думал, что услышу что-то знаковое, все-таки самый известный российский политзаключенный нового столетия беседует со студентами одного из ведущих вузов Украины. А оказалось, все те же знакомые слова: «демократический выбор», «план Маршалла для новой Украины», «переговоры», «контроль демократии над властью», «будущее России и Украины в руках молодежи».

Хотя, надо признаться, мое мелкое человеческое тщеславие было согрето – бывший олигарх озвучил с трибуны мои мысли о будущем Украины. Во-первых, охладил пыл активистов Майдана, мечтающих

о том, что Запад будет бороться с Россией за Украину силовыми методами, а, во-вторых, то, что этот, безусловно, умный человек не исключил возможности эскалации украинских событий в горячий вооруженный конфликт между «западенцами» и жителями Юго-Востока и даже полномасштабную гражданскую войну. Конечно, приятно, что твои мысли разделяет всемирно известная личность, но бендеровские «Слава Украине!» и «Героям слава!» в зале, где собралась интеллигентная образованная молодежь, вселяли откровенный страх. Я родился через десять лет после Войны, но о крови, пролитой лесными братьями в Эстонии, и бендеровцами на Украине слышал от людей, кто сталкивался с этими фашистскими прихвостнями лицом к лицу.

Действительно, я – старый идиот! Бормочу вслух, а планшетник до сих пор записывает мои сортирные сентенции и периодический шум сливаемых результатов опрометчивого завтрака. Вот она – реальная память для потомков. Внуки и правнуки, ваш пращур – сортирный философ!

Стыд и отвращение к самому себе скручивают живот похлеще протухшего борща. Но, похоже, это последняя атака на мой многострадальный желудочно-кишечный тракт. С облегчением чувствую, что могу покинуть «столь милый сердцу уголок» и, наконец, в состоянии выключить компрометирующую запись.

Хлопок открываемой двери заставил меня замереть.

Шарканье. Приглушенные звуки заливаемого писсуара. Ничего необычного. Опять шарканье. Открывается кран. Видимо посетитель моет руки.

Вновь открывается дверь.

– Мистер Баркер, Ваша опека становится более чем обременительной! – Звуки, льющейся из крана воды, не могут заглушить раздражения.

– Боже упаси, уважаемый Михалборисыч! Я здесь совершенно по другому поводу. – Если бы не это «Мистер Баркер» я был бы уверен, что Михалборисычу ответил какой-то залетный москвич. – На Вашей лекции только что присутствовал один российский ученый, который находится в поле моих интересов. Некто Ильин Кирилл Иванович. – Струйка холодного пота с едва различимым всплеском соскользнула с лопаток в унитаз. Новость, что ты находишься «в поле чьих-то интересов» в городе, сотрясаемом стихией Майдана, резко добавляет адреналина в пораженные склерозом сосуды. Сердце, сделав несколько громогласных ударов, трусливо замирает. Не дожидаясь реакции Михалбарисыча, неизвестный продолжал под шум воздушного полотенца.

– Собственно, сам он не интересен, а вот некоторые аспекты истории семьи Ильиных в последнее время в центре моего внимания.

– Сэр Генри, извините за бестактность, но каким образом семейные истории российских обывателей интересуют советника президента США?

– Дружище, Вы глубоко ошибаетесь. Нынешнее Рождество я встретил уже совершенно свободным человеком. Как только мне стало известно о планах нашей Администрации касательно Украины, я тут же подал прошение об отставке. Потому что, если «Арабские весны» приводят к власти фундаменталистов, то здесь к власти устремятся неонацисты. А с этими мне не по пути! Удивляюсь, как Вас, еврея Ходорковского, не коробило слышать из зала бендеровское «Слава Украине!» во время выступления.

– Конечно, противно, конечно, коробило. И извините меня за подозрительность. Нервы – сами понимаете. Надеюсь, когда-нибудь, при случае, расскажете про этих Ильиных.

– ОК! Но это длинная история, если коротко – меня интересуют не семья и ее предания, а судьба одного кресла, которое некоторое время находилось у них. Так что, разрешите откланяться, и всего Вам хорошего. Михалбарисыч, пожелайте мне того же. Возможно, я сумею еще перехватить Ильина в этой сутолоке.

– Конечно, конечно! Удачи вам, Генри! Надеюсь, мы встретимся в ближайшее время, и Вы мне подробно расскажите эту историю! – С этими словами собеседники покинули туалет, а я смог прийти в себя, кое-как одеться и, зажав под мышкой сумку с документами и планшетником, выбраться из своего убежища.