Осторожно, писатели! [сборник]
Шрифт:
В новогоднюю ночь на столе у Нехрюхиных был не только чай с мармеладом, но и видавший виды гриль, марокканские апельсины, и темнела на блюде копчёная колбаса, и зеленела в углу уже откупоренная бутылка шампанского, и слабо светилась в блеске свечи красная икра, и торжественно возвышался торт, и кот Жмурик, лениво жмурясь, поглядывал на минтая горячего копчения. Дед Митрий держал в руках бокал, Владик, нервно перебирая вилки, смотрел на экран, где за новогодним столом на фоне наряженной ёлки Президент всенародно объявлял:
— Я устал… Я ухожу…
— Дела-а, —
— Видал, видал! — баба Маня набросилась на мужа — Ну не права я была разве? Не права?
— Права, права, — успокоил её дед, — ты, жена, всегда права…
Павел Черкашин, г. Ханты-Мансийск, ХМАО — Югра
Баба Каша
Эх, ну что за человек эта баба Каша! Мировой! Чего она только не знает. Целый учебник запросто можно написать с её слов по истории села Каменка двадцатого века. И к тому же очень гостеприимная. Без лишних расспросов провела в дом, усадила и твёрдо заверила, что сейчас же обязательно обо всём расскажет, мол, жизнь у неё на разные случаи богатая была. За семьдесят девять лет всякое бывало. Села рядом на табурет и неторопливо начала.
— Отец-то мой, беда — рано помер, в двадцать восьмом году, от тубуркулёзу скончался. Мне тады только тринадцать лет было. Одна я у матери осталась одинёшенька. И не училась совсем.
— А что ж так?
— А кады?! Всё водиться с кем-нибудь из мальцов деревенских надоть было. С одним, бывало, только вывожусь, а уж другой голосит благим матом.
А кады в Каменке коммуна образовалась, мы с мамой наипервейшие на пару пошли записываться. Сузнательные! Нынче-то всё совсем не так. Где же! Царь раньше так не жил, как теперь некоторы проныры. Всё тянут, тащат. Кажный день воруют, деньгу копят. А всё им мало. Не-ет, не было раньше такого. Хоть держи-ка нож да режь меня — не припомню такого нахальства бесстыжего. Мне энто беда как не нравится, чуешь?!
А в колхозе-то меня, слышь, только «правдой» звали. Никак иначе. Всегда за неё стояла. Справедливость во всём любила. Кажный день не ленилась, ходила проверяла тока, конюшни, не наведались ли туды жулики каки. Колхоз-то у нас назывался «Заветы Ленина», вот я его заветы и выполняла.
Росла, помню, не по годам. Сама иногда беда дивилась энтому. Развитие и соображение у меня хорошее было, а сейчас толку совсем нету. Беспельтюк — одним словом. По одному делу, быват, по десять раз хожу. А в селе вообще стараюсь как можно реже показываться, только до магазину. У меня ведь и надеть даже теперя нечего, поизносилася вся, поизремкалася. Хоть на огород пугалом ставь! Да и к тому ж, до сих пор корят меня некоторые за мою правду-то.
— А потом что же, так и не представилось возможности учиться, когда подросли?
— Не-е-е, всю жизню робила. Напропалую. Хотя… и праздники у нас тож, конечно, были. А то подумашь ещё ненароком, что в Каменке сплошь горемыки да лихоимцы подобрались. Нетушки, брат! Не всё же бедовать да горевать. Веселиться от души мы тоже умели и гадать. Вечёрки бывали часто.
А гадали-то у нас так. Соберутся как-нибудь девки, пойдут ночью к старой кузнице на краю села голоса слушать. Дверь там была давно уже без петель, её просто прислонят к проходу, и всё. А сами падут на коленки и слушают, кому и что в тишине померещится, глаза в теметь непроглядну таращат. Но без приключений тоже не обходилось.
Однажды парни, видать, прознали, в каку ночь туды девки пойдут,
А ещё иначе гадают. Молодые девчата захотят, к примеру, узнать, каким у них муж будет, соберутся опять-таки глубокой ночью и идут в чью-нибудь стайку баранов за мужское место ловить. Како это место у барана попадётся — тако и у мужа её будет.
Большо — так большо, а маленько, так не обессудь, сама выбрала. И опять же один парень как-то прознал, в каку они стайку пойдут, пробрался вечером, разделся догола и спрятался меж баранов. Ой, смех! А девки что? Пришли, выбирать, щупать стали. Одна-то из них у энтого парня между ног и ухватила. Сперва-то не сообразила: «У-у, какой добрый попался!» — говорит, а парень, не будь дурак, молчком развернулся в темноте и обхватил её крепко. Даже поцеловать успел да потилискать, где надоть. Ох, как она завизжала! Всех овец вусмерть перепугала. Как-то вырвалась потом от парня, и все убежали без оглядки.
Девчонки над ней потом долго подсмеивались: «Ну как, хороший барашек попался?!» Пока та замуж не вышла. А так судьба распорядилась, что она именно за энтого парня и вышла, за «барашка» свого. И не покаялась. Видать, и правда, «добрый» попался, четырёх детишек настрогал. Вот ведь как в жизни бывает.
А хошь, я тебя свежей простокишей (простоквашей) угощу с вареньем? Клубничным! Ты его туды намешай. Оченно вкусно! Прям как городска коктэля получатся. Я сама так кажный день пью, мне беда как нравится. А потом я тебе ещё что-нибудь интересное расскажу…
С бабой Кашей можно разговаривать бесконечно долго. Кстати, на самом деле её зовут Клавдия Ивановна. А бабой Кашей её сначала принялись звать маленькие ребятишки, которые не могли выговорить имя Клаша. А вслед за ребятнёй и всё село постепенно подхватило и стало величать Клавдию Ивановну бабой Кашей, приклеилось крепко, навсегда.
Евгения Шамина, г. Томск
Муки творчества
Наконец-то я смогу порисовать, ибо лето и свободного времени много. Может, мольберт взять? Нет. Это неудобно, стоять посреди комнаты, скрючившись… Обойдёмся обычным столом. Где у нас листочек? Акварельный, между прочим, специальный. Ага, вот он. Чертим рамочку. Хотя зачем? Не на уроке же! Ладно, без рамки так без рамки. Теперь другой вопрос: что рисовать? А нарисуем… домик. Да, домик на берегу речки.
«Ну какой домик, — возникло внутри сознания, — ты же не в детском саду!»
— Какая тебе разница? Что хочу, то и рисую!
— Как-то всё слишком просто, — заявил со стены портрет Сальвадора Дали. — Где фантазия? Где мысль?
«Вот-вот», — согласился голос.
— Отстаньте, — я прочертила линию горизонта и принялась рисовать домик.
«А где перспектива? — опять встрял голос. — Ближнее больше, дальнее меньше, это даже ребёнок знает! Чему тебя в твоей «художке» учили?»
— Нет в тебе искры таланта, — сокрушался Сальвадор.