Осторожно, Питбуль-Терье!

Эриксен Эндре Люнд

Мама заперлась в ванной и плачет. Плач звучит, как хрип. Видно, у нее уже и слез нет.

Я стучу в дверь. Не могу сказать, в какой по счету раз.

— Ну и как насчет лоботомии? — пытаюсь я переключить мамино внимание.

— Мне не до этих дурацких шуток, — рыдает мама. — Оставь меня в покое.

— Можно я войду и успокою тебя?

— Нет!

Я сижу в кухне на стуле и жду. В таком

тяжелом состоянии мама не была давно. И важно побыстрее утешить и успокоить ее. Иначе хорошо это не кончится.

В ванной все смолкло.

Потом щелкает замок, дверь ванной распахивается, выбегает мама, скрывается в своей комнате и с грохотом захлопывает дверь.

И почти сразу раздаются стоны.

— О, господи, — стонет она, — Боже ты мой…

Потом протяжный стон.

— О-о-о-о!

Можно подумать, кто-то рвет ей сердце.

— А-а-а-а!

Я весь покрылся мурашками, во мне растет гадкое чувство, что вот-вот случится беда. А не забыл ли я запереть дверь? Я кошусь на дверь — нет, все в порядке.

Стоны делаются громче и чаще, как будто мама там умирает. Хотя на самом деле она просто очень напугана. А страх — это всего лишь чувство. И оно наверняка исчезнет, если принять правильное лекарство. Вот оно, нужное слово, — лекарство!

Я со всех ног бегу к шкафчику с аптечкой, отсыпаю пилюль. Перед маминой дверью останавливаюсь и прислушиваюсь. Стоны не стали ни реже, ни тише.

Осторожно приоткрываю дверь. Мама лежит, спрятав голову под одеяло. Ее бьет дрожь. Теперь главное ее не спугнуть. Птичьими шажками я осторожно подхожу к кровати и шепчу:

— Мама…

Она кричит в ответ, рыдая:

— Ну что тебе надо?

А потом швыряет подушку прямо мне в лицо и визжит так громко, что уши закладывает:

— Пошел вон!

Сегодня ей, похоже, ничем не поможешь. И лучше держаться подальше.

Бункер

Я почти бегу в бункер.

Хотя зачем? Теперь, когда Курт видел меня с мамой…

Я сбавляю ход.

Ну хорошо, Курт видел меня с мамой. И даже посмеялся. Увидел и засмеялся, не успев подумать. Бывает. А теперь подумал, и все понял, и хочет устроить все по-хорошему. Слушай, забирай бункер себе. Тебе нужнее. Так говорят в таких случаях друзья.

Он видел, как я держал ее за руку, но это легко объяснить. У нее болит нога— вот что я могу сказать.

Да и на вид она наверно не такая безумная. А если он смотрел искоса, то она могла показаться и вовсе нормальной.

В бункере полная тишина. На двери висит большой замок.

Сперва я чувствую страшное разочарование, но оно тут же сменяется радостью: мне не надо объясняться с Куртом.

А проникнуть в бункер можно иначе. Раньше

я думал, что навесные замки не поддаются. А теперь вижу, что его можно сломать. Нужны только ломик и вера в победу.

К сожалению, ломика у меня с собой нет.

Дома в сарае во дворе я нахожу нетолстый железный штырь, это как раз что надо. Иду назад. Тем временем поднялся сильный ветер. И на море волнение.

Стоя наверху откоса, я свечу вниз фонариком. Замок висит на месте.

Скатываюсь вниз. Торможу о дверь. Ставлю штырь враспор в замок. Теперь только навалиться посильнее, и дело сделано. Сколько раз видел такое в кино. Одно движение — и замок вскрыт.

Надавливаю, замку хоть бы что.

Я наваливаюсь что есть сил.

Вот ведь тугой замок попался.

— Приветик! — вдруг окликают меня сверху.

Я цепенею.

— Как здоровье нашей мамочки?

Ветер заглушает голос, но я все равно его узнаю. Это Рогер. Ярость захлестывает меня.

Я медленно поворачиваюсь.

Наверху склона стоят Курт и Рогер. У Курта мрачно горят глаза. Рогер скрестил руки на груди. Таким надменным я его раньше не видел. Курт сбегает вниз. Не глядя на меня, вырывает штырь. Я не сопротивляюсь, отступаю на шаг. Курт освобождает штырь из замка и зашвыривает его в снег. Потом выуживает из кармана ключ.

Подбегает Рогер. Он смотрит на меня с насмешливой издевкой.

Курт отпирает замок, распахивает дверь. Свет из бункера бьет по глазам.

Курт смотрит на меня. Лицо как камень, а глаза блестят, как клинок ножа. Он многозначительно хмыкает, поворачивается ко мне спиной и исчезает в бункере.

Следом заходит Рогер. Но в дверях он останавливается и меряет меня противным, оценивающим взглядом.

— Иди домой к своей мамаше, ты! — хмыкает Рогер.

И с силой захлопывает за собой дверь.

Ну все, хватит. Больше никаких куртов и рогеров. И пусть не мечтают, что я стану покупать им пиво и сигареты. И бункером моим пусть не думают пользоваться. Я выставлю оттуда и их, и этих их любительниц целоваться. Вот тогда поймут, каково это — лишиться бункера!

Для этого мне нужен только питбультерьер.

Питбуль на крайний случай

Питбулю-Терье удалось сохранить свой адрес в тайне.

Но: у Бернта в классном журнале есть все адреса. И он наверняка будет сам не свой от радости, что кто-то наконец-то решил навестить этого Терье.

Как знать, вдруг он мне за это даже плюсик поставит в своем журнале. Неприятно только, что надо тащиться к Бернту домой. Мало найдется более нелепых поступков, чем визит к собственному классному во время каникул.

Убедившись, что меня никто не видит, я шмыгаю к дому Бернта.

— Так вы с Терье подружились? — спрашивает Бернт, ища список в бумажных завалах на столе.