Осторожно, Россия!
Шрифт:
Или, может быть, двадцатипятилетняя Настя, которая интересуется эзотерической литературой и анимационными фильмами, пишет, что она является «воплощением любви. Любовь – наш мир. Наш мир – это единство», а вместо собственного фото поставила на аватарку крошечную таксу, улегшуюся у чашки с мультяшными уточками?
Или вот, например, двадцатисемилетний Александр, мускулистый парень, бритый наголо, который описывает себя как «ученого, сочинителя и выпивоху», который стоит на аватарке с духовой трубой в помещении, напоминающем лабораторию, а в графе «интересы» указывает через запятую «литературу, науку, алкоголь и секс»?
Или это будет двадцатичетырехлетняя
Или, может, двадцатидевятилетний Вадим, который охотно поддержит разговор «на любую тему с умными людьми», разбирается в боевых искусствах и готов познакомить своих гостей с настоящей русской баней? (На фото запечатлен серьезный парень рядом с фигурой инопланетянина, сделанной из металлических кусочков).
Или, может быть, тридцативосьмилетняя Наталья, которая сидит на квадроцикле в черном бикини, в настоящий момент нигде не работает, ожидает запросов в первую очередь от мужчин, а не от женщин? Она описывает себя как «жизнерадостную, активную, позитивную и готовую к приключениям» и ко всему прочему обожает варить борщи.
Или двадцативосьмилетняя Алина, у которой дома «целый зоопарк» в лице кошки, собаки, крысы, австралийской черепахи и птички, которые, однако, прекрасно друг с другом ладят, ее жизненное кредо гласит: «Действуй, а жалеть можешь потом». (На аватарке она в компании двух верблюдов. Надеюсь, хотя бы они живут не у нее.)
Или тот самый Генрих, тридцати одного года от роду, который знает шесть языков и огорошивает своих будущих гостей нравоучительным документом в духе писателя Книгге на сто с лишним страниц?
Кстати, он отвечает на мое сообщение ровно через три минуты: «Сразу видно, у тебя есть чувство юмора. Если серьезно, то я буду рад твоему приезду и почту за честь предоставить тебе крышу над головой в указанные дни».
Оставшаяся часть его электронного письма, занимающая два листа, содержит детальное описание схемы проезда, просьбу сообщить ETA (расчетное время прибытия) и целых 14 ссылок, посвященных покупке билетов и проезду в метро. «С удовольствием отвечу на вопросы, – пишет он. – В случае, если таковые останутся после ознакомления со всеми предоставленными тебе данными».
Ясно-понятно, никаких вопросов.
Истина #1:
За показной суровостью порой скрывается удивительное душевное тепло.
Через несколько дней я прилетаю в московский аэропорт Шереметьево. В глаза бросается цветочный автомат с букетами за 1000, 1500 и 2000 рублей. Чем дороже букет, тем больше среди стеблей понатыкано крошечных плюшевых мышек. Я думаю, не задать ли тон общения с Генрихом, преподнеся ему такой букет в подарок, но сразу же отгоняю эту мысль. Для него и остальных хостов у меня заготовлены несколько пачек любекского марципана.
Ожидая выдачи багажа, я начинаю нервничать, мне ведь хочется явиться в соответствии с указанным расчетным временем прибытия. Следуя описанию проезда, я сажусь в ярко-красный современный аэроэкспресс и еду в сторону города. Я тренируюсь читать надписи на кириллице, поэтому не пропускаю ни одного указателя по дороге к Белорусскому вокзалу. Билеты. Касса. Аэроэкспресс. Мини-маркет. Продукты. Автосервис. Экспресс-сервис.
Московский метрополитен сражает наповал – или своими опасными для жизни маятниковыми дверями при входе на станцию, или великолепием своих вестибюлей. При Сталине архитекторам удалось создать роскошь, доступную всем. И пусть люди вынуждены были жить в скотских условиях, зато по дороге на работу как минимум два раза в день они могли пройтись по подземным дворцам. В наши дни эти станции можно считать самым посещаемым музеем коммунизма на свете, входной билет в который ежедневно покупают по семь миллионов человек.
«Белорусская» украшена мозаичными потолками, люстрами и монументальными скульптурными группами партизан в полный рост. На потолках – мозаичные панно со сценами, которые наводят на мысли о чем-то сакральном: женщины заняты сбором урожая, мужчины изображены с оружием в руках, а дети дарят своим учителям охапки цветов (без намека на мягкие игрушки). Современные россияне в метро выглядят иначе, в большинстве своем они уткнулись в смартфоны: бесплатный Wi-Fi работает даже на глубине 70 метров. Они ведут разговоры вполголоса или просто уставились в пустоту. На их лицах написано: тут тебе не сеанс смехотерапии.
Всего три станции по зеленой ветке, и я попадаю на «Сокол». Как и «Белорусская», эта станция напоминает храм. Панно здесь уже гораздо меньше, стены сделаны из мрамора, а отполированный пол отделан красным и серым гранитом. Вот уже год, как рекламные плакаты перестали осквернять своим присутствием подземные чертоги. Но вовсе не из эстетических соображений, причиной тому был финансовый конфликт города с агентством, ответственным за размещение рекламы.
На поверхности я следую одной из четырнадцати карт Генриха, прохожу около 300 метров по Ленинградскому проспекту и радуюсь, что я не поддался искушению взять такси и не стою сейчас в пробке. Под аркой я сворачиваю направо, на Песчаную улицу, а потом снова поворачиваю направо у ресторана с немецким названием «Шварцвальд». Во дворе у меня происходит мимолетное знакомство с местными вежливыми мальчиками и их футбольным мячом, а затем я оказываюсь перед фиолетовой железной дверью, которая пахнет краской. Вот как звонят по домофону в России: сначала надо нажать на кнопку «К», что значит «квартира», затем ввести соответствующий номер (причем эти самые кнопки похожи на те, что были в телефонах-автоматах в 1980-е), дождаться сигнала (который, в свою очередь, напоминает музыку из видеоигр конца 1980-х), потянуть дверь, вместо того чтобы открыть ее от себя, затем пройти через вторую железную дверь – и готово.
Поднимаясь на душераздирающе шумном мини-лифте на одиннадцатый этаж, я смотрю на часы и понимаю, что отклонился от расчетного времени прибытия уже на две минуты. При остановке лифт с силой дергается, словно ему не нравится останавливаться. Чтобы добраться до прихожей моего хоста, приходится миновать еще две железные двери.
«Это же Москва. Зона усиленной безопасности», – объясняет Генрих с порога. На его футболке красуется надпись: «Ask me, I’m local» («Спроси меня, я местный»), он носит золотой крестик на цепочке и очки, которые становятся темными на ярком свету. Его рыжая борода не уступает по цветовой насыщенности тапочкам, которые он мне предлагает. Мы разговариваем по-английски, моих познаний в области русского языка пока недостаточно, чтобы вести длинные беседы.