Осторожно, треножник!
Шрифт:
(23) На круглом столе по вопросам структурализма в редакции журнала «Иностранная литература» к AZ подходит его учитель и тоже подписант В. В. Иванов. Со ссылкой на информацию из верхов он предсказывает, что AZ уволят. В ходе заседания кто-то из защитников структурализма упоминает недавнюю статью члена ЦК Французской компартии Ги Бесса (то ли в «Вопросах философии», то ли в «Леттр франсэз»). На это оппонент структурализма А. Наркевич возражает, что статья была напечатана в мае, а сейчас на дворе ноябрь. Подразумевается, что происшедшее в промежутке вторжение в Чехословакию резко изменило все оценки.
– Иными словами, майские тезисы устарели, – подает реплику AZ. – Как же тогда быть с апрельскими?
(24) Узаконенным способом увольнения служит процедура переаттестации сотрудника, в ходе которой начальство более или менее искусно – или достаточно грубо – трансформирует политическую неблагонадежность в профессиональную непригодность. AZ хочет с презрением отказаться от цепляния за низкооплачиваемую и по сути давно превзойденную
(25) В новом 1969 году секретарем партбюро и завкафедрой марксизма-ленинизма Института становится вернувшийся из-за границы В. Г. Карпушин, специалист по итальянскому Возрождению и человек с репутацией кагэбэшника-либерала, которому поручено наладить идеологическую работу в Институте. С разных сторон, в том числе от Розенцвейга и Шайкевича, AZ слышит, что Карпушин о нем спрашивал и что ему следует с ним встретиться. Карпушин расспрашивает AZ о том, как свершилась его «culpa», и перемежает его рассказ изощренными социологическими комментариями о функционировании групп давления на властные структуры, неизбежно выходящем из-под контроля индивидуальных участников. Он заключает беседу благосклонным: «Работайте». AZ говорит, что для него нормальная работа предполагает защиту диссертации. «Хорошо, – отвечает Карпушин, – дайте мне взять дела в свои руки и через месяц приходите за характеристикой».
(26) По прошествии месяца AZ напоминает о договоре. – «Заходите во вторник и принесите вашу старую характеристику». В несколько приемов (с недельными интервалами) Карпушин сокращает пышную прежнюю характеристику до минимальной констатации фактов («Поступил… Работал… Опубликовал…»); каждый очередной вариант он подает на подпись ректору (М. К. Бородулиной) и каждый раз получает отказ. После энной попытки он говорит AZ: «Она ничего не подпишет. Она вас ненавидит. Но скоро она уходит в отпуск, и тогда я пойду к Колшанскому». Колшанский подписывает характеристику, добавив в нее многозначительно уклончивую формулировку о «недостаточно активном участии в общественной работе».
(27) После ряда перипетий защита назначается на конец апреля 1969 года, то есть за считанные дни до истечения срока действия разосланного почти год назад автореферата. На защиту – единственную в Москве кандидатскую защиту подписанта-гуманитария – приходит множество народа. Фразу об общественной работе ученый секретарь по собственной инициативе, подкрепленной своевременным вручением коробки конфет, решает не зачитывать. Видные оппоненты (А. А. Зализняк, А. Б. Долгопольский) отмечают высокий научный уровень диссертации. С краткой речью выступает приведенный Капчицем сотрудник сомалийского посольства, приветствующий успех первой в СССР диссертации по языку его молодой республики. Тринадцатью голосами против четырех Ученый совет присуждает AZ искомую степень. ВАК утверждает это решение.
(28) Через два года выходит основанная на диссертации книга AZ, в качестве языковых примеров использующая тексты передач Московского радио об американской агрессии во Вьетнаме и им подобные. [232]
(29) С защитой диссертации, выходом книги и повышением в должности на основной работе AZ сокращает свое присутствие на Радио. Капчиц занимает его место диктора-переводчика, а выпускающим редактором становится высокая и энергичная аспирантка, член КПСС. Несмотря на слабое владение языком и дефекты артикуляционного аппарата, она в отсутствие начальства начинает и сама выступать в роли диктора. Как сообщает один из студентов-сомалийцев, у его отца, регулярно слушающего передачи всех иностранных станций на сомали, появление в эфире нового голоса вызывает вопрос: «Малышку-то зачем мучают?»
(30) Уйдя с Радио, AZ сохраняет за собой другую сомалийскую халтуру – дубляж документально-пропагандистских фильмов на киностудии «Экспортфильм». AZ, Капчиц и подобранные ими дикторы-сомалийцы сосредотачивают в своих руках перевод и дублирование всех фильмов на сомали. (Этот источник доходов AZ не оставит даже в 1978 году, когда, подав документы в ОВиР, уйдет с основной работы.)
Монопольное положение дает интересные преимущества. Например, внезапно звонят со студии: в связи с правительственным визитом в Сомали необходимо быстро записать соответствующий фильм.
– В следующий вторник, – назначает AZ.
– Им нужно раньше.
– Раньше вторника не можем.
AZ едва успевает сговориться с Капчицем, как раздается звонок из ЦК. AZ неумолим:
– Я же сказал, что до вторника не могу.
– Тогда мы найдем кого-нибудь другого. Незаменимых у нас нет!
Звонит Капчиц:
– А почему вы не можете раньше?
– А почему вы не позаботились прислать ваш материал и назначить запись заранее?
– Сейчас речь не об этом. Вы должны срочно выполнить ответственное задание.
– Вот во вторник и будет срочно, вне обычной очереди.
– А раньше никак нельзя?
– Никак. Я занят у себя на работе.
– Мы можем на это время освободить вас от работы.
– Спасибо, не надо. Я люблю свою работу. А вам советую получше делать свою, пока вас самих не освободили. До вторника.
(31) В 1974 году AZ все-таки увольняют: после высылки Солженицына атмосфера в стране меняется к худшему, и ректор наотрез отказывается возобновить контракт, на который AZ перешел ввиду отсутствия в штате должности для кандидата наук. Он устраивается в «Информэлектро» – информационный институт Министерства электростанций, либеральный и независимый директор которого (С. Г. Малинин) охотно нанимает неблагонадежных интеллектуалов. В этом ему пытается препятствовать заведующий отделом кадров Н. Е. Лебедь («нелебедь»).
Последнему принадлежит историческая фраза: «Ладно, будем брать всех: евреев, диссидентов – всех… Но не только же всех!» Интервью с Лебедем AZ проходит успешно.
– Ну а читать вы любите?
– Люблю.
– Что же вы последнее время читали? AZ называет каких-то авторов.
– Ну а Ленина вы часто перечитываете?
– Вы очень странно ставите вопрос. Ленина не читают – Ленина изучают. Я вас даже не понял.
– «Материализм и эмпириокритицизм» давно изучали?
– Для нас, лингвистов, это настольная книга.
– А не помните, что Ленин там говорит о Канте? – спрашивает Лебедь, по-видимому, как раз в это время проходящий в семинаре по марксизму соответствующую главу. AZ рапортует про ограниченность кантовского понимания вещи в себе.
Идеологический экзамен выдержан. Лебедь готов взять AZ на работу, но только через месяц – сейчас нет денег. «Вы что же, думаете, что я пойду на перерыв стажа?!» – возмущается AZ, проходя таким образом и проверку на вшивость. Его зачисляют немедленно.
(32) На этой работе с рекордной для него зарплатой AZ не делает совсем ничего и, готовясь к отъезду («Информэлектро» пользуется репутацией «пусковой площадки» для отъезжантов), пишет и печатает за границей статьи по поэтике, а тем временем дружит с профоргом, ходит с коллективом в сауну и вообще считается своим парнем. Ему даже выдают характеристики для частных поездок за границу – в Польшу. При подписании очередной характеристики Лебедь, как полагается, устраивает AZ экзамен по политической грамотности.
– Ну а материалы съезда партии прорабатывал?
– Что за вопрос?
Из полупустого сейфа, в котором виднеется также бутылка кефира, Лебедь вынимает красный том материалов очередного съезда и торжественно раскрывает его:
– Посмотрим, посмотрим, что ты знаешь.
– Так нечестно, Николай Еремеевич, неспортивно – вы с книгой, а я без. Уберите книгу, тогда и спрашивайте.
– Ладно, что там у тебя, давай подпишу.
AZ про себя решает, что следующая характеристика, за которой он обратится к Лебедю, будет для выезда в Израиль. (Так в дальнейшем и случается.)
(33) AZ, проводящего рабочее время на даче, вдруг срочно вызывают на работу – за ним даже присылают секретаршу. Приехав в город, он звонит своему заведующему (Б. Румшискому), и тот объясняет, что AZ нужен не их начальству, а Министерству иностранных дел, откуда его стали искать через отдел кадров, а это уже чревато неприятностями.
– Понятно, – говорит AZ. – Поскольку я им явно нужен, скажите, что мне от них потребовать.
– Очень просто: пусть они позвонят в наш отдел кадров и извинятся – скажут, что они забыли, что вы уже с утра работаете у них в… другой башне.
Мидовцы действительно готовы на все – им нужен перевод на сомали речей Председателя Президиума Верховного совета Подгорного для его предстоящего визита в Сомали, а Капчица нет в городе. Дело это плевое, AZ просит немедленно доставить ему тексты, он переведет их сегодня же (и еще успеет на дачу). Однако это невозможно: «Первый Отдел не завизирует вынос текстов из МИДа». AZ приходится на следующий день явиться в здание на Смоленской, томиться в ожидании заказанного пропуска, пройти через двойные милицейские посты (сначала Министерства внешней торговли, потом МИДа; на Радио пост один, зато документы проверяют дважды – при входе и при выходе) и, получив, наконец, тексты, ждать, пока из другого отдела доставят латинскую машинку (в отделе Сомали ее нет – язык-то бесписьменный). AZ мгновенно переводит речи, ничем не отличающиеся от ежедневных радиоматериалов, и заводит разговор об оплате и уходе. Однако оказывается, что это еще не все речи – последнюю вот-вот подвезут. Пока что AZ, в сопровождении мидовского специалиста (Бобылева), не владеющего сомали, хотя и получающего надбавку за знание языка, отправляют в закрытый буфет, где по особым ценам можно роскошно поесть и отовариться икрой. Наконец текст последней речи приходит, AZ тут же переводит его и снова заговаривает о расчете. Но не тут-то было: завтра из ЦК поступят окончательные исправления, и их надо будет на месте внести в перевод. «Так зачем же вы мне давали это сырье?» – возмущается AZ, но делать нечего. Поездка на дачу отодвигается еще на день. Назавтра AZ вручают поправки, и через пять минут он приносит перевод.
– Уже? – недоумевает завотделом Восточной Африки.
– А чего долго чикаться? Большинство поправок либо грамматические, либо логические – я их сам внес еще вчера. Ну а за такие тонкости, как различие между «дружеским отношением» и «дружественностью», я и не берусь. Так что прикажите получить.
В дальнейшем AZ смотрит документальный фильм о визите Подгорного в Сомали и видит, как его перевод читает известный ему сотрудник советского посольства, посредственно владеющий языком. Когда позже AZ рассказывает всю эту историю Щеглову, тот замечает, что AZ зря ждал латинской машинки: лучше было бы написать перевод русскими буквами, тогда Подгорный смог бы прочесть перевод сам – ему-то какая разница, что читать?!