Осторожно! Влюбленная ведьма!

Шевцова Наталья

Алекс не сдержался и прыгнул. Приземлился, упираясь передними лапами в грудь коротышки. Трясущаяся от страха жертва, взывая о пощаде, заскулила с новой силой.

— Пппрошу, ззаклинаю. Ннне на-аадо, пппощади… — молил он, срывающимся от ужаса голосом.

— Алекс, пощади его, — вторил ему второй голос. Тоже умоляющий. Однако страха в этом голосе не было.

Громадный зверь презрительно фыркнул. Пощадить? Они, что не знают закон джунглей? Не знают, что или ты убьёшь или тебя убьют? Или ты съешь или тебя съедят? Уж он бы меня не пощадил, пристально глядя на коротышку подумал

Алекс. И он и его зверь это знали наверняка. Его захлестнула волна раздражения. Ишь какой, пощади его! Он меня, что за дурака держит?! Я его сейчас пощажу, а он меня потом при первом же удобном случае в расход пустит. Никакой пощады! Мне нужно его молчание. А по-настоящему молчат только мёртвые. Значит, мне нужна его жизнь. И кровь. Облизавшись, признался он сам себе. Кровь сладка-аая, вкусна-аая, пита-аательная. Пасть Алекса наполнилась слюной, он жадно сглотнул и облизнулся. Нетерпение росло, коротышка же не переставая скулить, молить и плакать.

— Алекс, не смей! Не делай этого! — на сей раз не взмолился, а потребовал тот другой голос. — Он не стоит этого! Не стоит того, чтобы ты потом мучился из-за него! Ты — человек, Алекс, а не зверь! И ты знаешь, это лучше, чем я! Ты — человек!

Алекс остановился и задумался. И только боги ведали, чего это ему стоило. Он — человек?.. Кажется, да… Или уже нет? Вроде, ещё да…

Заглушив одурманивающий аромат крови, на него вдруг нахлынули воспоминания о матери, отце, друзьях, студентах. О его человеческих мечтах и планах…

Вспомнил он также и о мечтах и желаниях, которые посещали его во снах. И о месте, что виделось ему во сне. Что это было за место, он не знал. Однако он точно знал, что там, его, Алекса, ждут… И в том краю ему не будет нужно таиться. Не нужно будет притворяться… человеком. Там его не только примут таким, какой он есть, но и почитать будут именно за то, какой он есть.

Алексу нравилось быть зверем. Его зверь был сильным и ненасытным. Настолько сильным и ненасытным, что в ипостаси зверя он мнил себя всемогущим. Настолько всемогущим, что считал себя вправе решать, кому жить, а кому умирать.

И именно поэтому Алексу больше нравилось быть человеком. Человек Алекс не хотел быть всемогущим. Человеку Алексу не нужна была власть. Не нужны были ничьи жизни. Не нужны была ничья кровь.

Вспомнив о крови и осознав, что он только что одного человека разорвал на части, а второго чуть не разорвал, желудок Алекса судорожно скрутило в резком приступе тошноты. Он попятился и, всхлипнув, заставил себя вновь перекинуться в человека, чувствуя при этом, как неотвратимо хиреет и становится неуклюжим его тело. Раны, которых Алекс не чувствовал в ипостаси зверя, теперь, словно наказывая его за неправильный выбор, жестоко мстили ему. Отступившая было головная боль, вновь вступила в свои права. И при этом ему вдруг сделалось ещё и очень холодно.

— Алекс, не дай ему уйти! — вдруг потребовал всё тот же голос, который заставил его вернуться в человеческую ипостась.

— Вайлд! — сквозь густой туман ужасной головной боли, вспомнил Алекс.

— Не дай ему уйти! — потребовал Вайлд.

Глядя на дрожащее тельце, которое, по-видимому, в поисках ключей

от подвала судорожно обыскивало останки тела Телемаха, Алекс озадачился.

— Так ты же только что просил его пощадить? И я пощадил! А теперь… Ты уж определись! — предложил он другу.

— Алекс, ему память почистить надо, но на пока просто парализуй, — со вздохом, проинструктировал тролль и попросил: — И меня, если не сложно, от цепей освободи.

— Па-ра-ли-зо-вать, — повторил Алекс и послушно выполнил.

Послушность эта, к слову, очень дорого ему обошлась. Он чуть сознание не потерял от боли. Но всё же о друге не забыл.

Соскрёб себя с пола и, не обращая внимания ни на ужасную головную боль, ни на чудовищные тошноту и вертиго, врезал заклинанием по цепям.

Цепи, однако, подвига его нисколько не оценили и потому даже не дрогнули.

— Алекс, сними с моих глаз повязку! — попросил Вайлд.

Алекс не понимал, как это может помочь ему освободить друга от цепей, но просьбу выполнил.

— Цепи и кандалы — они антимагические! — напомнил Вайлд. — Их магической силой никак не разрушить, а только физической.

— Физической? — озадачился Алекс.

Наполненная густым и тяжелым туманом голова раскалывалась и от того рожденные в ней мысли были далекими от ясности и четкости. Однако до того, что он, очевидно, слишком рано перекинулся назад в человека, он всё же додумался…

— Не-не! — догадавшись, о чём думает друг, тормознул полёт его мысли Вайлд. — Я имел в виду просто что-то тяжелое, — объяснил он, окидывая взглядом подвал, в котором их держали. Как, например, вот та штука, — указал он на внушительных размеров кувалду.

Алекс кивнул. Покачиваясь, доковылял до кувалды и взял её в руки… Точнее, попытался взять.

— Ого-оо! — не удержался он от восклицания, когда под тяжестью громадного инструмента его сначала притянуло, а затем и приложило оп пол лбом. Чему его голова, мягко говоря, совсем не обрадовалась.

— Алекс, ты же маг, — напомнил Вайлд.

— Но цепи же антимагические? — оторопело уточнил маг, голова которого раскалывалась всё больше и больше. А тошнило просто-таки неприлично уже.

— Алекс, мои антимагические цепи ничем не помешают тебе, привести СЕБЯ в чувства, — с усмешкой объяснил тролль.

— А ведь точно! Ну я и торможу, — почесав затылок, честно признал Алекс.

И успокоив дыхание, унял сначала мешающую нормально соображать головную боль, а затем и боль в остальных частях его многострадального тела. После чего, ещё одним магическим заклинанием утроил свою физическую силу и легонько, почти играючи, подхватил с пола кувалду.

Вдохнул, выдохнул, затем с резким выдохом отвел кувалду назад и со всей силы, на какую был способен, ударил по кольцу, за которое цепи крепились к балке.

Во все стороны брызнули искры и кольцо, не устояв под натиском богатырской силы… С первого раза сломаться — не сломалось, но согнуться — согнулось. А вот со второго раза уже не устояло и под залп новых искр — сдалось на милость победителя.

Заполучив руки снова в собственное распоряжение, Вайлд попытался распрямить плечи, однако тут же охнул от боли.