Осторожный убийца

Чейз Джеймс Хедли

– Ради Бога, не продолжайте! – воскликнула девушка, смутившись.

– Торрчи – великий артист, но не единственный. Собор полон искусных карманников. Они хорошо наживаются на туристах. Счастье еще, что я знаю большинство из них, и у нас своего рода соглашение. Они не трогают моих клиентов. Боюсь, бриллиантовая брошь слишком серьезный соблазн.

– Я не должна была надевать ее. – Повернувшись, она стала всматриваться в сумрак лестницы, ведущей в капеллу. – Можно я возьму вас под руку?

– Как раз я хотел это предложить

вам. Когда мы начали спускаться, она слегка оперлась на мою руку, но на полпути оступилась и, если бы я не подхватил ее, упала бы. Испугавшись, я невольно притянул ее к себе.

– Это все высокие каблуки; – сказала она, задохнувшись от неожиданности.

– Да, думаю, дело в них, а ступени здесь совершенно безопасны. – Поддерживая девушку, я случайно коснулся ее груди, испугался и взглянул на нее сверху вниз. Ее лицо было в шести дюймах от моего. В сумеречном свете глаза девушки светились, как у кошки.

Я не мог сдержаться, нагнулся и поцеловал ее. И почувствовал, как на какое-то короткое мгновение она слегка прижалась ко мне. Всего на какое-то мгновение! Потом она осторожно отодвинулась.

– Вы не должны были делать этого, – прошептала она.

– Не должен, – ответил я и, прижав ее к себе чуть крепче, поцеловал еще раз, и она…, ответила на мой поцелуй.

– Пожалуйста, не надо…

Пошатываясь и задыхаясь, я отпустил ее.

– Извините, – сказал я. – Я прошу прощения. Я не знаю, что такое со мной.

Она посмотрела на меня и коснулась кончиками пальцев своих губ.

– Не извиняйтесь – не случилось ничего такого, за что стоило бы просить прощения. Мне это даже понравилось. Может быть, уйдем из этого мрачного места?

Яркий солнечный свет, горячий воздух, шум транспорта и плотная толпа ошеломили нас после тишины и сумрака кафедрального собора. Мгновение мы стояли зажмурившись. Шум волной накрыл нас, а мы чувствовали себя изолированными среди толпы беспорядочно снующих вокруг нас людей.

– Я сунула тысячу лир в ваш карман. А вы не заметили! – сказала девушка. – Мне кажется, что после небольшой практики я могла бы стать такой же ловкой, как и синьор Торрчи!

– Но я их не заработал, – запротестовал я, – я не могу взять эти деньги.

– Пожалуйста, замолчите, терпеть не могу разговоров о деньгах. Замолчите.

– Тогда давайте продолжим экскурсию и поднимемся на крышу, за углом есть лифт. Да и статуи лучше всего смотреть вблизи.

– Пожалуйста, хватит о соборе! Давайте зайдем куда-нибудь, выпьем кофе, просто поговорим. – Она открыла сумочку и достала темно-зеленые солнцезащитные очки. Когда она их надела, ее глаза скрылись за стеклами, и я испытал легкий шок, поняв, что именно ее глаза оживляли лицо. И теперь, когда глаз не было видно, оно стало, как маска, безжизненным и холодным.

– А о чем бы вы хотели со мной поговорить? – по-идиотски спросил я.

– Вы что, дурак? Или притворяетесь глупым?

Вы не хотите разговаривать со мной?

Мысли мои совсем перепутались. Я не мог поверить, что эта девушка говорит серьезно. И действительно, совсем уж глупо, автоматически продолжил экскурсионным тоном:

– Может быть, “Максимум” или, если быть совсем уж точным, – Алла-Белла-Наполи.

– Пойдемте в обычную тратторию, туда, где едят простые люди.

– Вы не шутите, вы хотите пойти в тратторию?

– Ну да, пойдемте в тратторию, где вы обычно обедаете сами.

Я повел ее вниз по Корсо-Витторио-Эммануэле в кабачок к Пьеро.

Обслужить нас вышел сам хозяин. Пьеро – маленький человечек с круглым животом и сморшенным лицом, обрамленным лохматой черной бородой. Когда мы сели за столик, он посмотрел на девушку долгим, оценивающим взглядом, и в его глазах я прочел удивление и восхищение.

– Синьора! Синьора, какое счастье, чем могу служить вам?

Она сняла солнцезащитные очки, и в отсвете красного абажура настольной лампы ее глаза засверкали, как красные рубины.

– Заказывайте вы, – обратилась она ко мне. – Что здесь самое вкусное?

– Ризотто. Это классическое блюдо Милана, и нигде его не готовят лучше, чем у Пьеро.

– Значит, ризотто, – улыбнувшись Пьеро, сказала она.

– И котолетте а-ля миланезе. Она кивнула.

– И бутылочку сасселлы?

– Хорошо.

Когда Пьеро ушел на кухню, она открыла сумочку и протянула мне портсигар. Я взял сигарету, первую за два последних дня, дал прикурить ей, закурил сам – все это было похоже на сон. Сам себе я казался мыльным пузырем, который тут же лопнет, стоит только слегка его задеть.

– Вы, наверное, думаете обо мне черт знает что? – спросила она, глядя мне в глаза.

– Нет. Я просто не могу поверить своему счастью.

Она улыбнулась:

– Вы, наверное, подумали, что я шизофреничка?

– Ничего подобного я не думаю. Мне кажется, что вы действовали импульсивно, а теперь боитесь, как бы вам не пришлось раскаиваться.

– Нет. Что случилось, то случилось. Не в моем характере убегать или устраивать сцены.

– Устраивать сцены, – машинально повторил я. – Мы оба позволили себе некоторую несдержанность. Но, мне кажется, жизнь была бы гораздо привлекательнее, если бы мы шли навстречу своим желаниям, а не сдерживали своих чувств.

– Вы действительно так думаете?

– Да.

– Хорошо. Тогда я буду следовать своим желанием. Как вас зовут?

Я обрадовался, что надел сегодня чистую рубашку и побрился, поскольку далеко не каждое утро я утомлял себя бритьем.

– Дэвид Чизхольм, а ваше?

– Лаура Фанчини.

– Я думал, что у вас американское имя, а Фанчини – знаменитая итальянская фамилия.

– Я – американка, мой муж – итальянец. Я посмотрел на нее в упор:

– Итальянец или был итальянцем?