Острие Кунты. Путь русского мистика

Беляев Илья Дмитриевич

Тогда ты просто продолжишь жить своей жизнью, и все дела. Тебя никто не насилует. Ты абсолютно свободен согласиться или нет.

— Я должен дать тебе ответ прямо сейчас? Тоша взглянул на часы.

— Во всяком случае, сегодня.

Я все еще не мог понять, разыгрывает он меня или говорит серьезно.

— Ну хорошо. Допустим, я соглашусь, но не буду выполнять твоих указаний. Что ты будешь делать тогда?

Тоша ответил, улыбнувшись:

— Это невозможно.

Почему?

Потому что, если ты скажешь «да», ты не сможешь действовать по-другому.

Внезапно я почувствовал, что он говорит правду. Я не подумал, а именно почувствовал это всем телом. Впервые в жизни я удостоверился в

чем-то с помощью языка тела — единственного языка, который никогда не лжет. Я знал, что если я скажу «да», то возврата назад не будет. И от понимания этого по спине у меня поползли мурашки.

Глава 4

Если ты встретишь Учителя, это не значит, что ты узнаешь его. Если ты узнаешь его, это не значит, что ты готов учиться. Если ты готов учиться, это не значит, что ты сможешь отдать себя. Если ты в состоянии отдать себя, тебе не нужен учитель.

Раздался особый звонок в дверь, что-то вроде кода. "Так вот почему он мне не сразу открыл, у них тут все засекречено", — подумал я. Интересно, кто бы это мог пожаловать в два часа ночи? Тоша открыл дверь, и в квартиру вошло странное существо — довольно уродливая женщина лет сорока-сорока пяти с огромным носом, иссиня-черными волосами, в дорогой шубе и золотых кольцах. Она напоминала ведьму из страшной детской сказки. В руках у нее была нагруженная сумка. Звали ее Нана, и она была цыганка. Тоша представил меня ей как своего приятеля.

В сумке у Наны оказалось что-то вроде продуктового набора из распределителя. Она начала выкладывать вкусную еду на стол, одновременно рассказывая Тоше об их общих делах. Нана пригласила меня к трапезе, но я отказался. Допивая чай, я наблюдал, как они ели, и слушал их разговор, от которого мне стало не по себе. Нана рассказывала о последних разработках в парапсхилогических лабораториях КГБ, и из ее рассказа явствовало, что она прекрасно знает предмет. Она говорила о каком-то Институте Космической медицины, где у нее были связи и где Тоша мог бы, по ее словам, работать.

Тема КГБ и их секретных лабораторий интересовала меня меньше всего, я всегда старался подальше держаться от государственных структур и, уж тем более, от этой организации. Мне навсегда врезались в память металлические сетки, натянутые между лестничными проемами в Большом Доме, как называли в народе мрачное здание на Литейном, где находился ленинградский КГБ. Меня дважды вызывали туда на допросы в качестве свидетеля по делу моих друзей.

Мне было не по себе не только от темы их разговора. Жутковатая ночная обстановка явно сгущалась. Облик Наны, Тошино бредовое предложение, вся атмосфера этой квартиры создавали у меня впечатление, что я влипаю в какую-то дьявольскую историю, от которой лучше было бы держаться подальше. С другой стороны, меня как будто приклеили к стулу, и я не мог сойти с места. Что-то меня во всем этом завораживало и притягивало, и отделаться от этого наваждения было непросто.

Наконец, я встал и прошел из кухни в комнату, где лег на диван, пытаясь собраться с мыслями. Интуитивно я чувствовал, что Тоша прав. Невозможно ничего получить, не отдав что-то взамен. Но он требовал меня всего с потрохами, не предоставляя никакой возможности проверки. Дело было вовсе не в том, что я так уж дорожил собственной личностью, скорее, она мне надоела. И все же я должен был каким-то образом Тошу испытать. Проблема заключалась в том, что я понятия не имел, как это сделать. Я закрыл глаза, и во время недолгого забытья мне вспомнилась одна старая индийская легенда.

Давным-давно жила в Индии

женщина по имени Лакшми. Случилось так, что она овдовела. В Индии существовал обычай, называемый сати, согласно которому вдова должна совершить самоубийство, бросившись в погребальный костер мужа. Если она этого не делала, она становилась изгоем, была всеми презираема и обычно заканчивала свой век вдали от людей. Именно это и случилось с Лакшми. Она не исполнила древний обычай не потому, что боялась мучительной смерти, но потому, что еще в юности дала себе обет, что не умрет, пока не встретит своего гуру. Огненное желание ее сердца дало ей силы пережить позор и изгнание. Лакшми отыскала заброшенную хижину на краю большой дороги и поселилась в ней. По дороге проходило много разного народа, люди всех каст и сословий, и среди них — бродячие аскеты, называемые садху. Целыми днями Лакшми просиживала у хижины и, глядя на дорогу, всматривалась в лица проходящих мимо садху в надежде, что когда-нибудь она увидит и узнает своего гуру, который утолит ее жажду Божественного. В Индии было принято оставлять пищу для проходящих садху на специальной полочке снаружи дома. Еду оставляли с вечера, чтобы странники могли подобрать ее рано утром, подкрепиться и отправиться дальше в своем странствии к Богу. Из года в год Лакшми делилась своими скудными припасами с бродячими искателями истины. Она решила, что когда придет время и появится ее гуру, то она испытает его, предложив ему отравленную пищу. Однако время шло, а гуру не появлялся. Ни разу сердце Лакшми не подсказало ей подвергнуть кого-либо испытанию.

Но однажды рано утром она увидела приближающегося садху и почувствовала, что это тот, кого она ждет, все эти годы. Лакшми проворно положила немного отравленного риса и фруктов на полку и, спрятавшись в хижине, выглянула в маленькое окошко. Садху подобрал еду, прочитал мантру, съел все без остатка и двинулся дальше, целый и невредимый.

Лакшми выскочила из хижины, догнала садху и упала на колени, умоляя его стать ее учителем. Он взглянул на нее и сказал, что не может этого сделать, поскольку Лакшми не исполнила обычая сати. В отчаянии Лакшми спросила садху, может ли она чем-то искупить свою вину. "Разведи костер и исполни свой долг", — был его ответ. Ей ничего не оставалось, как повиноваться. Единственным утешением Лакшми было то, что Бог услышал ее молитвы и хотя бы перед смертью она увидела лицо своего гуру. Она развела огромный костер за своей хижиной и прыгнула в него. Но огонь не тронул ее; он становился все меньше и меньше и вскоре угас совсем.

"Теперь можешь идти за мной", — произнес садху и тронулся в путь. Лакшми последовала за ним, и дорога поглотила их.

Когда я вернулся на кухню, Нана собиралась уходить. Посмотрев на нее, я почувствовал, что у меня больше нет к ней ни страха, ни неприязни, и она вовсе не была такой уродливой, как показалась мне сначала.

— Приятно было познакомиться, — обратился я к ней.

— Взаимно. Надеюсь, мы скоро еще увидимся, — ответила Нана, подмигнув. Когда она ушла, я понял, как испытать Тошу.

Глава 5

Ищи страх. Он сторожит границы той крошечной части твоего я, которая тебе известна. Разбудив страх, помни: здесь начинается новая земля.

Я сел на свое прежнее место на кухне напротив Тоши, и мы продолжили.

— Я бы хотел, чтобы ты объяснил мне один случай, приключившийся со мной лет восемь назад. Возможно, ты с ним разберешься. Кого бы я ни спрашивал, никто ничего не знает.