Остроумие мира
Шрифт:
Замечательно, что король был чрезвычайно прост и терпелив с прислугой. Так, однажды лакей, светя ему, когда он раздевался, капнул ему горячим воском на ногу.
– Милый мой, – сказал ему король, – ведь тебе все равно, куда капать – мне на ногу или на пол, так ты бы лучше и капал на пол.
Какого-то сторожа не оказалось на своем месте, и королю пришлось прождать, пока его отыскали и прислали. Все присутствующие накинулись на того с ожесточением, но король сказал им:
– Не браните вы его, ему и без того должно
После битвы при Гохштедте, несчастливой для французов, генерал Мардебру, делая смотр пленникам, остановился перед одним бравым гренадером Наваррского полка и, невольно им залюбовавшись, сказал:
– Если бы у французского короля было сто тысяч таких молодцов, он был бы непобедим.
– Моему повелителю, – ответил гренадер, – надо вовсе не сто тысяч таких, как я, а одного такого, как вы!
Фаворитка короля Людовика XV мадам Помпадур сильно ушиблась и, показывая врачу ушибленное место, находившееся в совершенно невидной области тела, обычно скрываемой под одеждой, с большой тревогой спрашивала у врача:
– Скажите, доктор, ведь это будет не видно?
– Сударыня, – отвечал удивленный доктор, – это только от вас зависит.
Одна замужняя греховодница однажды сделала интересное признание своей приятельнице мадам Помпадур.
– У меня, – говорила она, – за всю мою брачную жизнь было двое любовников. Первый из них был так обольстителен, что заставил меня забыть свои обязанности, второй же, наоборот, был так отвратителен, что побудил меня вспомнить об этих обязанностях.
В дамской компании судачили о мадам Помпадур.
– Знаю я ее! – сказала одна из собеседниц. – У нее целая дюжина любовников.
– Экий у вас злой язык, – заметила ей другая. – Вечно вы преувеличиваете ровно вдвое.
Мадам Помпадур однажды отправилась на исповедь. Когда она вернулась, муж со смехом спросил ее, в чем она ходила каяться.
– Так, – отвечала Помпадур, – в разных пустяках. Патер спросил меня, верна ли я тебе. Я, конечно, отвечала «да». А вслед за тем я покаялась ему, что грешна во лжи. Вот и все. Он дал мне отпущение грехов.
В числе соискателей должности садовника к мадам Помпадур явился среди прочих молодой человек. Его спросили, сколько ему лет. Он, скромно потупив глаза, отвечал, что ему двадцать два года.
– Как двадцать два? – спросила его Помпадур. – Вот тут, в вашей метрике, написано, что вы родились в таком-то году, значит, вам двадцать три, а не двадцать два года.
– Да, – отвечал скромный молодой человек. – Но, видите ли, я один год провел в тюрьме за кражу и, разумеется, вынужден исключить этот год из моей жизни.
Перенося с места на место очень дорогую китайскую вазу, лакей мадам Помпадур уронил ее на пол, и она разбилась. Выбежала хозяйка и, с отчаянием всплеснув руками, воскликнула:
– Опять разбил что-то!
– На этот раз, сударыня, – отвечал с довольной улыбкой лакей, – вышло очень удачно. Посмотрите, ваза разбилась всего на две части.
– По-вашему,
– А как же, сударыня, всего один раз нагнуться и сразу поднять оба куска. А то иной раз как разобьется вдребезги, сколько времени ползаешь по полу-то, пока все подберешь…
Мадам Помпадур держала в доме множество прислуги, которая обворовывала ее при всяком удобном случае. Когда прислуга поздравляла ее с Новым годом и ожидала награды, Помпадур обыкновенно говорила:
– Дарю вам все то, что вы у меня украли в течение года.
К мадам Помпадур явился в гости академик Леруа. В ходе беседы он, усевшись перед камином, без церемонии положил ноги на решетку камина. А она была позолочена, и хозяйка дома с большим беспокойством смотрела на его ноги, которыми он мог ободрать позолоту, а сделать ему замечание никак не решалась. По счастью, академик завел речь об антифразах, то есть таких оборотах речи, при которых смысл того, что нужно сказать, как бы выворачивается наизнанку. Помпадур попросила объяснить это слово, и Леруа дал подробное объяснение и даже спросил, поняла ли его собеседница.
– Вполне поняла! – отвечала Помпадур и тут же прибавила: – Я должна вас предостеречь, милостивый государь, вы держите ваши ноги на решетке, а она позолочена, и я боюсь, как бы позолота не испортила ваших сапог.
Некая придворная дама жестоко поссорилась с мадам Помпадур. Об этом происшествии доложили дворцовому чину, которому надлежало о том ведать.
– Назвали они одна другую уродами? – прежде всего осведомился тот.
– Нет, – отвечали ему.
– Ну, ничего, можно, значит, еще помирить их!
Однажды королевский мушкетер Бижур сделал такое порывистое движение, что у него шляпа слетела с головы. Кто-то из товарищей поддел шляпу на шпагу и подал ее, к великому огорчению владельца, который не мог сдержать свою досаду.
– Лучше бы ты проткнул насквозь мое тело, чем мою шляпу! – укорял Бижур товарища.
Король, в присутствии которого произошла эта сцена, спросил у мушкетера, почему он предпочитает, чтоб проткнули лучше его самого, чем его шляпу.
– Потому, государь, – отвечал Бижур, – что у моего хирурга я еще пользуюсь добрым кредитом, а у шляпника давно уже утратил всякий кредит!
Какой-то человек бросился в воду. Мушкетер Бижур, случайно проходивший мимо, бросился вслед за ним, вовремя подхватил и вытащил его, затем привел к себе в дом, а сам побежал за женой утопленника. Самоубийца, очевидно, имел весьма основательные причины, чтобы покончить с собой, и потому, как только его спаситель ушел и оставил его одного, тотчас схватил первую попавшуюся веревку и повесился. Между тем Бижур сбегал за женой утопленника и дорогой все время успокаивал ее, что муж жив и здоров, что он не дал ему захлебнуться, что он скоро оправится и просто только вымок в воде; стоит высушить одежду, и больше ничего, этим дело и кончится. Когда они вошли в дом, им представилось страшное зрелище: утопленник висел на веревке уже, очевидно, без всяких признаков жизни.