Остров Эллис
Шрифт:
Красный коттедж был построен одним рыбаком в семнадцатом веке. Он поставил почтовый номер и отгородил участок забором из белого камня. В домике были кухня и гостиная с низким потолком на первом этаже. И две маленькие спальни с обустроенной удобствами двадцатого года ванной на втором, забраться куда можно было по почти абсолютно отвесной лестнице. Дом был обставлен отдельными подлинными предметами колониальной мебели и несколькими скульптурами в стиле модерн, привезенными Уной из Нью-Йорка. Но как бы ни было очаровательно это место, уже через час после приезда в Провинстаун Ванесса
Она действовала чисто импульсивно, никому, кроме воспитателя ее сына, не сказав, куда она едет, до смерти боясь встречи с отцом или мужем. Теперь она не переставала спрашивать себя, то ли это, чего она хотела? Стоило ли это потери любви ее отца? Стоило ли бросать сына? Стоило ли бросать всю ее прежнюю жизнь? После чая Уна поднялась и сказала:
— Пошли, дорогая, я проведу для тебя экскурсию по Провинстауну. Маленький городишко в конце Кейп Года стал уже колонией художников, летним домом для многих известных творческих личностей, оставаясь при этом рыбацким поселком.
Уна, снимавшая здесь коттедж уже два года и вполне освоившаяся, не очень беспокоилась о том, чтобы скрывать свой сексуальный выбор. Более того, она будто выставляла это напоказ, гордясь тем, что это вызывает у людей шок.
Когда обе женщины вышли из коттеджа и пошли по главной улице, то ни у кого не вызвало сомнений в каком качестве рядом с Уной оказалась Ванесса. И взгляды, которые бросали на них жители городка, выражали не только враждебность, но и презрение. Ванесса, привыкшая к тому, что с ней обращаются, как с принцессой, вся съежилась.
— Что они думают о нас? Как они нас воспринимают? — прошептала она Уне.
— Как любовников, — ответила Уна, как бы констатируя факт. — И пусть это тебя не волнует, моя дорогая. Они просто глупые, узкомыслящие люди.
«Да, —подумала Ванесса. — Но в этой стране практически все — узкомыслящие».
Они прошли еще пару кварталов, и тут двое соседских мальчишек пропели им что-то очень постыдное про лесбиянок. Это так ударило Ванессу, что она тут же вернулась домой.
— Ты должнаигнорировать их! — сказала Уна, со злостью захлопнув дверь.
— Но я не могу, — ответила Ванесса, разразившись слезами. — Я чувствую себя какой-то ненормальной, каким-то уродом.
— В их глазах, мы — ненормальные.И что? Гордись тем, что ты ненормальная. Я горжусь!
— Но ты к этому привыкла, а я — нет. Это ужасно!
Уна, обняв ее, стала успокаивать.
— Все будет в порядке, — сказала она. — Вот увидишь. Может, для тебя будет лучше посидеть несколько дней дома?
— Как заключенная? — заметила Ванесса, утирая глаза. — А кем мы будем через сорок лет? Две скрюченные старые женщины, которые никогда не выходили из дома. И это тоже тебя нискольконе беспокоит?
Уна закрыла глаза.
— Ну, да… немного… Я полагаю… Ты хочешь уехать домой?
— Нет, — немного поколебавшись, бросила Ванесса.
— Тогда
Ванесса, не прикасавшаяся к алкоголю со времени «Сильвер Лейк», неожиданно решила, что только алкоголь сможет помочь ей пройти это тяжелое испытание.
— Да, — сказала она, опускаясь в кресло, — мне нужно выпить.
Уна, казавшаяся ранее в небольших дозах такой восторженной, теперь, с началом вынужденной отсидки, превратилась в скучающую меланхоличку. Появившееся на следующее утро в газетах сообщение о смерти императора Франца-Иосифа в Вене, в своем дворце, натолкнуло Уну на тему, захватившую ее целиком. Это было самоубийство сына Франца-Иосифа, наследного принца Рудольфа в его охотничьем домике в Мейерлинге, в январе 1889 года. Уне известны были все трагические подробности, и она с наслаждением рассказывала о том, как камердинер Лошек обнаружил тело Рудольфа и его любовницы, спокойно при этом вытирая посуду после завтрака. Ванесса, никогда в своей жизни не мывшая посуду, не очень порадовалась необходимости заниматься кухней, и меланхоличный рассказ Уны вместе с отвратительным состоянием похмелья после вчерашней выпивки — все это, в конце концов, взорвало ее.
— О! Бога ради! Поговорим о чем-нибудь другом, — почти закричала она. — Самоубийство, убийство, самоубийство — можно сойти с ума!
— Но это так возбуждает, дорогая.
— Нет, ничего подобного! Во всем мире считают, что Рудольф был безумным убийцей. Ты же считаешь, что он проявил мужество.
— Но так оно и было. Он и его любовница решились на рискованное мероприятие, отдав свои жизни ради познания величайшей тайны: узнать, что же там, по другую сторону.
— Очень может быть, что там, по другую сторону, ничего и не было. А, может быть, они отправились прямо в ад, где им и место.Но мне это не интересно,неужели тебе непонятно? Мне хочется говорить о чем-нибудь приятном, и мне до смерти надоело сидеть здесь, взаперти!
Она швырнула посудное полотенце и выскочила из кухни. Уна поспешила за ней в гостиную, где перед камином стояла Ванесса.
— Ван, — сказала она, подойдя сзади. — Ты сама выбрала этот образ жизни. Теперь тебе следует принять его и чувствовать себя в нем спокойно. Единственная причина твоего здесь заточения — что ты боишься выйти за дверь. Если наша любовь перестала значить для тебя больше, чем хулиганские выкрики каких-то сопливых мальчишек, то тебе на самом деле лучше уехать домой.
— Ты полагаешь, я могупоехать домой? — спросила Ванесса спокойно. — Тыможешь вернуться домой?
Уна обеспокоенно взглянула на нее.
— Мой отец разговаривает со мной по телефону.
— По телефону, — повторила Ванесса. — Какие это должно быть теплые семейные отношения. Скажи честно, разве не прошла ты через все это тоже.
— Да. Но я преодолела это.
— Преодолела?