Остров мечты
Шрифт:
Старец удрученно понурился:
— Горе зовет вас к святому делу, дети мои. Только, боюсь, оно же и глаза застит. Не потому ли покамест от вашего мстительного огня страдают лишь другие гердонезцы?
— Другие? Ну вот и до сути дошло! — едва ли не радостно возопил Шурга. — Что, почуяли в поместье запах жареного? О милосердии заскулили?
— Милосердие никогда не будет лишним, сын мой. А что до запаха... Так пока отсюда доносится только запах жареных крыс.
Теперь встрепенулась уже вся лесная компания. Недовольный гул покатился по кругу, будто
— Дай срок, старик, запашок переменится, — процедил Кривонос сквозь зубы. — И тогда кое-кто здорово пожалеет о своих дерзостях.
— Даже в мыслях не имею дерзить, — с прежней обезоруживающей легкостью ответил гость. — Догадываюсь, дети мои, что вы прилежно взялись изучать ватажную науку и, вероятно, вскоре преуспеете в ней. Горько наблюдать подобный выбор, но... я не за тем сюда пришел.
— Наконец-то, — усмехнулся Шурга, — опять вернулись к старому вопросу: зачем? Ведь не нравоучениями же надеешься отстоять свои закрома?
— Не только нравоучениями. Ты правильно понял, сын мой, я здесь, чтобы уберечь твоих и моих друзей от взаимного истребления. Прошлой ночью вы решились на воровство, этим утром — на насилие. Так и до убийств недалеко. Или я не прав? Или вон ту куртку сняли не с избитого до беспамятства человека?
— Выжил все-таки, дрянь? — покривился Шурга. — Нечего было первым с ножиком на людей кидаться. По справедливости и получил.
— Какая же тут справедливость?
— Очень даже большая, старик. Мы-то прекрасно понимаем, что главные враги — варвары. Они превратили нас в нищих бродяг, им и отвечать по всей строгости. Только вот биться-то с завоевателями мы пока не готовы. Сам видишь: ни еды, ни одежды толковой, ни тем паче оружия. Просто на копья броситься? Не дождутся. Окрепнем, соберем народ, подготовимся... вот тогда...
— За счет кого окрепнете, сын мой?
— Да хоть бы и за счет тебя, проповедник! Ради большой правды малыми можно и поступиться. А то попрятались, понимаешь, со своими приятелями за высокий тын, подвалы добром набили и хотите всю беду в лесу пересидеть? Колбасы жрать, когда рядом голодные мрут? Нет уж, хитрецы, делиться-то придется! Не мы, так другие удальцы вас непременно выковырнут да вытрясут до донышка. Разве ж это не справедливость?
Сидящие вокруг костра люди одобрительно загудели.
— Обобрать и убить ближнего, по-твоему, справедливо?
— А сдохнуть под забором богача, оставив врага без мести? — Шурга распалился не на шутку. — Почему я должен жалеть земляка, если он беспощаден к таким, как я? Или у вас, старик, собрались только хорошие? Отлично, тогда поделитесь для начала кормежкой, не все ж нам крыс-то лопать. Получится вполне мирно, тихо и по заповедям Творца. Слабо?
Впервые за время разговора гость промедлил с ответом.
— Видит Бог, мне искренне жаль вас, дети мои, — произнес, неотрывно глядя на робкие язычки пламени. — Горько осознавать, сколь кровавую и разрушительную дорогу вы сегодня выбираете, какое пепелище оставит она от ваших душ. В меру скромных сил рад был бы помочь, однако... у нас иные планы на запасы поместья.
— Ага! — воскликнул Кривонос, но под жестким взглядом Шурги осекся. Добстер только
— Стало быть, других-то можно звать к смирению и благочестию, — хмыкнул Шурга, — а самим краюха хлеба дороже Господа? Так что ли, отче? Вот после встреч с подобными проповедниками и теряешь окончательно веру в святые идеалы.
— Я не говорил о смирении, сын мой, — отозвался незнакомец, не поднимая глаз. — Время неподходящее, так что даже сам от смирения отошел. Только у меня свой путь, сложный и извилистый, а ты со своими друзьями ныне встал на нем препоной.
— Правда? Ох ты, какая незадача! Вы уж извините болванов, господа хорошие, не додумались у вас разрешения-то спросить. Одолели, понимаете, разные заботы мелкие, прокормиться там, уцелеть... Но, конечно же, мы немедля все исправим. Так ведь, друзья? Что прикажете, сразу повеситься или просто посторониться?
— Посторониться.
— Как? — опешил Шурга.
Старик, наконец, оторвал печальный взгляд от огня.
— Мы хотим, чтобы ваша... компания ушла отсюда. Незамедлительно. Сторону света выбирайте сами, миль восьми-десяти, полагаю, хватит. Мы настаиваем на этом.
Круг замер от неожиданности. Однако теперь у них было на кого положиться.
— Нагло, — кивнул Шурга. — Ценю таких людей, только не на сей раз. С какой это стати мы-то должны уступать?
— На увещевания вы не поддаетесь... — Старец пожал плечами. — Рядом, похоже, нам мирно не ужиться... Другого выхода не вижу.
— Так вот вы-то и убирайтесь, умники! Здесь прав тот, кто сильнее. Что-то я не замечал в поместье большой армии, а? Станешь уверять в обратном?
— Не буду. Людей у нас, сын мой, вправду немного, зато драться они готовы крепко. Обильно кровь прольется, а в итоге не уцелеет ни поместье, ни ваша компания. Зачем нам это надо?
— А ты не пугай! Из-за стен-то грозить — дело немудреное. Только учти: и не таких зубастых людская смекалка из берлог выуживала.
— Про Хомяка спроси, — наклонился к товарищу Добстер.
Шурга отстранил его, однако просьбе внял:
— Там, откуда ты шел, старик, был наш приятель. Куда подевал?
— С ним все в порядке, сын мой, не беспокойся. — Странный гость, казалось, начал неуклонно утрачивать интерес к беседе, погружаясь вовсе уж в беспросветную грусть. — Лежит сейчас в кустах, невредимый и связанный.
— Что? — изумился Шурга. — Уж не ты ли его, старый, скрутил? Ври да не перебарщивай! Тут все же не дураки сидят, каплю-то разумения имеем. И шуток над собой не любим. До сих пор с тобой вежливо обходились, а ведь можем и не посмотреть на седины!..
Сам Шурга с места не двинулся, но его товарищи будто хорошо обученная стая, колыхнулись в направлении незнакомца. Почувствовав волю новоявленного вожака, они, наконец, побороли в себе робость перед непонятным визитером. Старец глянул на них почти безучастно, перевел взор на хмурого Шургу, затем поднял правую руку. Озадаченные этим жестом ватажники на миг замерли, а потому отчетливо расслышали тонкий, стремительный свист. Взметнув искры, в самую сердцевину костра вошла длинная стрела, закачалась оперенным хвостом.