Остров Мертвецов

Валенти Сюзанна

— Давай, — крикнул я, ухмыляясь во все лицо, пока Роуг бежала ко мне по траве перед своим приютом. Она прикрывала голову джинсовой курткой, пока по ней хлестал дождь, а я широко распахнул пассажирскую дверцу. Как только она оказалась внутри, я нажал на газ и рванул с места, как будто я был крутым водителем, спасающимся бегством.

— Срань господня, — рассмеялась Роуг, закрывая дверцу и бросая мокрую джинсовую куртку на заднее сиденье. — Твой отец убьет тебя.

— Он никогда не узнает, — сказал я пренебрежительно, но напряжение в моей груди говорило о том, что он

узнает. Но мне было все равно, я просто хотел жить настоящим моментом и встретиться с его кулаками завтра.

Я довез нас до «Карнавал-Хилл» и включил отопление, чтобы Роуг согрелась. От ветра машина слегка раскачивалась, и я улыбнулся ночному хаосу.

Мой желудок заурчал почти так же громко, как раскаты грома, прогремевшие в небе секундой позже, напоминая о пропущенном ужине. Да и обеде тоже. Мама сказала, что папа вернется домой с рыбой, но к тому времени, как он вернулся, было уже почти десять, и он был в стельку пьян, а рыбы не было и помине. Я ненавидел то облегчение, которое почувствовал, когда он, спотыкаясь, вошел в дверь, схватил маму за руку и потащил ее наверх, не обращая на меня никакого внимания. Мама говорила, что она счастлива, но я знал, это было не так. Счастье — это когда ты занимаешься серфингом со своими друзьями и чувствуешь, что ты не можешь сказать или сделать ничего такого, что могло бы причинить тебе боль. Не бояться своих собственных слов или даже взглядов, которыми ты одариваешь кого-то на случай, если он выйдет из себя из-за них.

— Вот. — Роуг достала из кармана упаковку мармеладных мишек и протянула их мне в качестве подарка.

— Они твои, — пренебрежительно сказал я, протягивая их ей обратно. Я прекрасно знал, что она сама не питалась полноценно три раза в день.

— Мы разделим их, — потребовала она, разрывая упаковку и кладя ее между нами в подстаканник. Я не мог спорить с настойчивостью в ее глазах и сдался, взяв пару из них и смакуя их сладость на своем языке. Вскоре мы съели все до единого, и упаковка осталась лежать брошенной между нами, пока мы болтали ни о чем и обо всем на свете.

Когда Роуг начала жаловаться на то, что Мэри-Бет нашла пачку сигарет в ее джинсах и забрала их, я ахнул, осознав кое-что. Я забрался на задние сиденья машины, открыл среднее сиденье и полез в багажник.

— Что ты делаешь? — Роуг полезла за мной, и через секунду у меня в руке были пачка сигарет и зажигалка, которыми я помахал перед ней.

— Одна из папиных заначек, — объявил я с озорной улыбкой.

— Ты ходячий мертвец, Чейз Коэн, — предупредила она, и я пожал плечами, открывая пачку и засовывая одну сигарету в рот.

— Нельзя прекращать жить только потому, что ты знаешь, что грядет буря, — сказал я, и молния сверкнула в небе, словно соглашаясь со мной, на долю секунды осветив наше маленькое убежище на заднем сиденье маминой машины.

Роуг взяла сигарету, когда я предложил ей, и усмехнулась себе под нос. — Наверное, ты прав. Так это делает тебя храбрым или глупым?

— Ни тем, ни другим, малышка, — сказал я. — Это делает меня всемогущим. — Я изобразил смешной голос, как у суперзлодея, и она рассмеялась. Я впитывал каждую каплю этого момента, не позволяя

мыслям о завтрашнем дне испортить ни единой секунды. Было только здесь и сейчас и мы.

Я пал жертвой этого воспоминания и изнывал от желания вернуться. Черт возьми, я бы сделал так много вещей по-другому. Я бы поехал на этой машине к домам своих друзей, забрал их всех и отправился в путешествие через всю страну туда, откуда мы никогда не вернемся.

Я в отчаянии посмотрел на телефон в своей руке.

Позвони мне, ублюдок.

Каждый мускул в моем теле был сжат и скручен, и единственной частью меня, которая двигалась, было неистовое, яростное животное в моей груди, которое было моим сердцем. Оно хотело вырваться из меня, освободиться от этого предательского тела и вернуться к девушке, которой принадлежало. Но мое сердце больше не имело права голоса. Я запер его в своей груди вместе со всем, чего оно желало, давным-давно. И оно могло биться и причинять мне боль сколько угодно, но было уже слишком поздно.

Что я наделал?

Что я, блядь, наделал?

Мой телефон яростно зажужжал у меня в руке, и я мгновенно ответил на звонок, в тот же момент вынув сигарету изо рта.

— Расскажи мне хорошие новости, Куэйд, — прорычал я в трубку своему сомнительному адвокату.

— Сделка заключена, — подтвердил он своим гнусавым голосом, и у меня перехватило дыхание, мои легкие практически сжались.

— Она уехала? — Спросил я, желая знать, отчаянно желая быть уверенным, что она окончательно исчезла из нашей жизни, и в то же время панически боясь мысли о том, что больше никогда ее не увижу.

— Да, сэр, она взяла деньги и машину, и я проследил за ней до окраины города, чтобы убедиться, что она уехала. Она казалась совершенно уверенной в том, что никогда не вернется, мистер Коэн. На самом деле, как только я внес за нее залог, она, похоже, была готова принять все, что я предложу, лишь бы уехать из Сансет-Коув.

Черт. Дело сделано. Она ушла.

Это оказалось легче, чем я ожидал, но я думаю, что она просто хотела покончить с этим сейчас, когда увидела, насколько плохой может быть эта жизнь.

Мое сердце взбунтовалось, и я пообещал ему забвение в виде алкоголя достаточно скоро. Это было практически все, что я мог сделать для него сейчас.

— Хорошо, — тяжело произнес я. — Спокойной ночи, Куэйд. — Я повесил трубку, бросив телефон на пассажирское сиденье, прежде чем схватить коричневый бумажный пакет с ромом в нем, который лежал в пространстве для ног.

Я достал бутылку, распахнул дверцу и вышел под хлещущий дождь, открутил крышку и начал жадно глотать столько, сколько мог влить в себя. Я глотал большими глотками, пока не выпил половину бутылки и алкоголь не обжег мой желудок.

Дождь лил на меня как из ведра, и я жадно глотал влажный воздух, когда отнял бутылку от губ и уставился на край утеса, на котором стоял. Один, два, три шага — вот и все, что требовалось, чтобы спрыгнуть с него. Ветер дул мне в спину, подталкивая меня сделать это. И, возможно, мне следовало это сделать. Мать-природа явно хотела, чтобы я это сделал. Она могла точно видеть, кем я был: запятнанной душой, сбежавшей из ада, чтобы жить здесь и страдать из-за нее.

Я прокрутил один из своих кожаных браслетов вокруг запястья. Это была моя тюрьма, мой дом, единственное место в мире, где я был кому-то нужен. Без Фокса и Джей-Джея я был никем. Пустынным островом, на котором ничего не могло расти.