Остров Мертвецов
Шрифт:
— Так ты выбрала их? — прорычал он. — Ты выбрала их троих, когда именно они бросили тебя на произвол судьбы? Ты вернулась сюда спустя столько времени, раздвинула бедра, как хорошая маленькая шлюшка, какой Фокс тебя всегда и хотел, и…
— Я не трахаюсь с Фоксом, — огрызнулась я. — Но, возможно, тебе стоит спросить себя, почему ты так зациклился на этой идее, Рик.
— Тогда почему он до сих пор говорит всем в городе, что ты принадлежишь ему? — Жестоко спросил Маверик, одарив меня взглядом, который говорил, что он мне не верит, но пошел он к черту. Мне не было стыдно
— Фокс твердит всему миру, что я его девушка, с тех пор как я вернулась сюда, — язвительно ответила я. — Ему нравится обсуждать серьезные вещи и разыгрывать из себя босса со всеми, но для меня он не босс. Я более чем ясно давала ему понять, что я не принадлежу ему при каждой возможности, и мне не нужно сидеть здесь и выслушивать от тебя еще больше дерьма. Я уже давала тебе этот ответ, когда была здесь в последний раз, и ты явно решил, что мои слова ничего не значат. Ты просил у меня правды, и я дала ее тебе. Если ты не хочешь слушать, тогда я не буду тратить свое дыхание впустую.
Маверик рассматривал меня несколько долгих секунд, прежде чем передвинуть лезвие, которое все еще было прижато к моей киске, и медленно провести им вверх по центру моего тела. Я ахнула, когда он провел им по моему клитору, острый кончик почти порезал эту чувствительную плоть и заставил мой пульс гулко забиться, когда я попыталась сжать бедра, но не смогла из-за оков.
— Значит, ты трахалась только с Джей-Джеем? — Спросил Маверик, выгибая бровь, словно ожидая, что я солгу ему, но я обещала ему правду, так что он ее получит. Он снова провел ножом вверх по моему телу, обводя им мои сиськи.
— Да. Джонни Джеймс вырос в талантливого мужчину, — ответила я. — Он трахал меня до тех пор, пока я не увидела звезды, и даже тогда он не закончил со мной. Жаль только, что он такой же вероломный ублюдок, как и все остальные, иначе, возможно, я смогла бы извлечь из него больше пользы.
Верхняя губа Маверика приподнялась, и нож соскользнул, заставив меня зашипеть, когда он прочертил небольшую кровавую линию по изгибу моей правой груди. Рана была неглубокой, но ужалила. Хотя эта небольшая боль не имела ничего общего с болью в моем сердце из-за мальчиков-«Арлекинов» и того, что они снова сделали со мной.
— Только не говори мне, что твое сердце разрывается из-за этого мудака, — прорычал Маверик, и его глаза злобно сверкнули, когда он переместил окровавленное лезвие и прижал его к моему горлу.
Я вздернула подбородок выше, встречаясь с ним взглядом и позволяя ему увидеть, что я не боюсь смерти от его рук. Вероятно, после стольких лет это было бы милосердием. Просто выпустить боль из своего ненужного сердца и кануть во тьму.
— Когда-то давным-давно мое сердце разорвалось из-за вас всех четверых. То, что они сделали вчера, лишь разорвало осколки на части.
— Что они сделали? — спросил он, и что-то в выражении его лица заставило меня почувствовать, что он действительно хочет знать.
— Наверняка твой карманный коп рассказал тебе об этом?
— Мне позвонили и сказали только то, что девушка, которую я выслеживал, заперта в камере.
— Хорошо, дай мне знать, когда поймешь это, — с горечью ответила я.
— Выкладывай. Что сделали эти три мудака, чтобы причинить такую боль, которая сейчас отражается в твоих больших голубых глазах, красавица?
Мой язык стал толстым и тяжелым во рту, когда я посмотрела на него снизу вверх, и все его тело заключало меня в клетку, а этот нож у моего горла казался самым сладким обещанием, которое я когда-либо получала. В тот момент я принадлежала ему. Моя жизнь принадлежала ему, и он мог забрать ее или подарить. И я обнаружила, что бремя того, что я больше не несу за нее ответственность, принесло облегчение.
— Они сделали меня своим козлом отпущения, — сказала я, и мои глаза загорелись от боли этого предательства.
Было время, когда я и представить себе не могла, что кто-то из нас бросит другого, и все же было ясно, что они спланировали все именно так. Лодок не было. Они спасли свои задницы и бросили мою, как будто я для них вообще ничего не значила. И хуже всего было то, что я действительно была опустошена этим. Потрясена. Как какая-то наивная гребаная дура, я действительно начала верить в ту чушь, которую они несли с тех пор, как я вернулась сюда. Несмотря на все что я знала, часть меня явно думала, что они прикроют меня, как в старые добрые времена. Это было так чертовски жалко, что я даже не могла поспорить с судьбой за то, что она привела меня туда, где я сейчас оказалась. Это было наименьшее, чего я заслуживала за то, что позволила себе клюнуть на их дерьмо и быть втянутой в их ложь.
— Я была той, кого снова бросили на съедение волкам. Хотя хрен знает, почему это меня удивляет. Вы все показали мне, что вы думали обо мне, когда дошло до этого десять лет назад. Обманешь меня один раз — позор тебе. Обманешь меня дважды, позор мне, — пробормотала я, впервые опуская взгляд и изучая татуировки на руке Маверика, а не его лицо.
На его предплечье был изображен череп с волосами, зажатыми в костлявой руке, и я всмотрелась в его мертвые глаза, надеясь увидеть в них что-то, что могло бы отразить мою собственную душу.
— Они были теми, кто бросил тебя, — сказал Маверик, наклоняясь ближе и говоря мне на ухо так, что запах дерева, кожи и чистой гребаной опасности окутал меня со всех сторон. Его щетина задела мою шею, и дрожь, пробежавшая по моему телу, не имела ничего общего с холодом. — Но я никогда не бросал тебя, красавица. Я пошел за тобой. И да, возможно, я облажался, но не надо валить меня в одну кучу с остальными. Они бросили меня так же, как и тебя. Они оставили нас обоих гнить. Но мы ведь не сгнили, правда? — Он убрал нож от моего горла и костяшками пальцев руки, державшей его, приподнял мой подбородок и заставил меня снова посмотреть на него. — Мы обросли более грубой кожей и узнали правду о том, из чего мы сделаны. Мы вернулись сильнее, чем прежде, и готовы доказать им, что они совершили ошибку, когда решили переступить через нас.