Остров на краю света
Шрифт:
Я уже собиралась уходить, когда заметила на земле перед собой что-то маленькое. Это была красная коралловая бусина вроде тех, какими мой отец украшал лодки. Многие островитяне все еще носят такие бусы; эту, должно быть, кто-то потерял.
— У тебя острый глаз, — сказала сестра Экстаза, видя, как я поднимаю бусину.
— Оставь ее себе, малютка Мадо, — сказала сестра Тереза. — Носи ее, она принесет удачу.
Я попрощалась с сестрами и встала: «Бриман-1» уже дал предупредительный гудок — десять минут до отхода, — а мне надо было обязательно успеть на пристань, но тут с силой хлопнула
— Что-нибудь случилось? — спросила я у Адриенны.
Но ни она, ни Марэн не удостоили меня ответом.
2
Приплыло лето. Погода стояла хорошая, как обычно в это время на островах, жаркая и солнечная, но с запада дул морской бриз, удерживая приятную температуру воздуха. У семи саланцев уже жили туристы, в том числе четыре семьи, расположившись в свободных комнатах и перестроенных сарайчиках. У Туанетты в кемпинге все места были заняты. Общим числом тридцать восемь человек — и с каждым рейсом «Бримана-1» их становилось больше.
Шарлотта Просаж взяла в привычку раз в неделю готовить паэлью с крабами и лангустинами из нового садка. Она делала большущую кастрюлю и относила к Анжело, который продавал паэлью навынос в коробочках из фольги. Отдыхающим очень понравилась эта идея, и скоро Шарлотте пришлось позвать на помощь Капуцину. Капуцина предложила меняться — чтобы каждая готовила свое блюдо раз в неделю. Скоро установился распорядок: по воскресеньям — паэлья, по вторникам — «о гратэн по-колдуновски» (запеченная барбулька с белым вином, ломтиками картофеля и козьим сыром), а по четвергам — буйабес. Другие жители деревни почти перестали готовить.
В день летнего солнцестояния Аристид наконец объявил о помолвке своего внука с Мерседес Просаж и в честь этого события сделал круг почета на «Сесилии» вокруг Бушу. Шарлотта пела гимн, а Мерседес сидела на носу в белом платье, жалуясь вполголоса на запах водорослей и на брызги, попадавшие на нее каждый раз, как лодку кренило.
«Элеонора-2» превзошла всякие ожидания. Ален и Матиа были в восторге; даже Гилен воспринял новость о помолвке Мерседес на удивление благодушно и выдвинул несколько собственных сложных и малоосуществимых планов — в основном на предмет участия «Элеоноры-2» в регатах по всему побережью и выигрыша огромной кучи призовых денег.
Капуцина открыла собственное небольшое дело — она продавала пакетики скраба из морской соли, ароматизированной лавандой и розмарином, прямо из своего вагончика, и они расходились дюжинами.
— Это же так просто, — говорила она, блестя черными глазами. — Туристы все, что угодно, купят. Дикие травы, перевязанные ленточкой. Даже морскую грязь.
Она захихикала, сама себе не веря.
— Надо только разложить ее в баночки и написать на этикетках:
Оме Картошка нашел на материке покупателя на свой излишек овощей — по гораздо более высокой цене, чем он обычно продавал уссинцам. Часть своей осушенной земли он оставил под осенние цветы, хотя в былые годы считал это легкомыслием и пустой тратой времени.
Мерседес постоянно ходила в Ла Уссиньер и пропадала там часами, якобы в салоне красоты.
— Ты столько времени там сидишь, — сказала ей, хихикая, Туанетта, — что уж, наверно, и пердишь духами. Шанелью номер пять.
Мерседес обиженно тряхнула волосами.
— Ты, бабушка, такая грубая.
Аристид все так же упрямо не замечал присутствия собственного сына в Ла Уссиньере и все глубже, с каким-то даже отчаянием, погружался в осуществление своих планов относительно Ксавье и Мерседес.
Дезире это огорчало, но не удивляло.
— Мне все равно, — повторяла она, сидя под зонтиком с Габи и младенцем. — Мы слишком долго жили в тени могилы Оливье. Теперь мне хочется побыть в компании живых.
Она посмотрела на вершину утеса, где часто сидел Аристид, глядя, как возвращаются рыбацкие лодки. Я заметила, что бинокль его был направлен не в море, а на линию прибоя, где Лоло и Летиция строили крепость.
— Он там каждый день сидит, — сказала Дезире. — И почти перестал со мной разговаривать.
Она взяла на руки младенца и поправила ему панамку.
— Пойду, пожалуй, прогуляюсь у воды, — жизнерадостно сказала она. — Мне полезно подышать воздухом.
Отдыхающие все прибывали. Семья англичан с тремя детьми. Пожилая пара с собакой. Элегантная старая дама, вечно в белом и розовом. Несколько семей в палатках, с детьми.
Мы никогда не видели столько детей. Вся деревня полнилась их визгом, криком, смехом, они были одеты в яркие, кричащие цвета, как их пляжные игрушки, — ядовито-зеленые, бирюзовые, малиновые, они пахли кремом от загара, кокосовым маслом, сахарной ватой и жизнью.
Не все гости были туристами. Я развеселилась, увидев, что наши собственные юнцы — в том числе Дамьен и Лоло — приобрели неожиданный вес в обществе и даже собирали дань с юных уссинцев за право доступа на пляж.
— Юные бизнесмены, — заметила Капуцина, когда я заговорила об этом. — Немножко деловой сметки никому не повредит. Особенно если это значит — содрать денег с уссинцев.
Она благодушно хихикнула.
— В кои-то веки для разнообразия у нас оказалось что-то такое, что нужно им, э? Вот и пускай они за это платят.
Некоторое время процветал черный рынок. Дамьен Геноле брал мзду сигаретами с фильтром, которые курил, скрывая отвращение, как я подозревала. Но благоразумный Лоло принимал только деньги. Он сознался, что хочет накопить на мопед.
— С мопедом можно по-всякому зарабатывать, — серьезно сказал он мне. — Всякие поручения, доставка, что угодно. Если у тебя есть транспорт, ты никогда не будешь на мели.
Просто удивительно, до какой степени дюжина детей может изменить деревню. Ле Салан внезапно ожил. Старики уже не были в большинстве.