Остров Невезения
Шрифт:
— Ладно. Я жду. Не пропадай.
Я, как и обещал, стал названивать Владимиру. Но его телефон оказался отключенным. Я уж подумал, что связь с ним потеряна, но позднее, после работы, его телефон, наконец, отозвался гудками вызова, и он ответил.
— Привет, Вова. Это Сергей, мы говорили с тобой об изготовлении документа. Тут появился ещё один товарищ, так что, намечается заказ на два паспорта.
— Фото и данные давайте, чтобы я переслал их людям, — проявил готовность Вова.
— Почтой на какой-то адрес я могу это отправить?
— У меня есть только
— Так что, единственный способ — это приехать и вручить?
— Получается так. Когда вас ждать?
— Возможно завтра, — неуверенно предложил я.
— Если завтра, тогда только вечером, после работы. Ориентировочно часов в семь, на станции метро Jubilee, — предложил он.
— Хорошо, найдём тебя через телефонную связь. Только ты не отключай свой мобильный, — согласился я.
— По окончанию работы, в шесть вечера, я всегда включаю телефон. Звоните.
Сообщив Егору о приглашении нас в Лондон, тот призвал меня не откладывать, а сделать это завтра же. Я не возражал.
Утром следующего дня мы встретились с ним у железнодорожного вокзала.
Осень начала переходить в зиму. Холодные промозглые ветры с дождями обостряли моё беженское настроение. Я стал больше скрываться в своей комнате или в книжном магазине с кафе. Оба эти места были достаточно сухими и тёплыми, чтобы почувствовать себя в безопасности. Посиделки в Интернет зале колледжа иногда вынужденно затягивались из-за непогоды.
У меня положительно сложилась тёплая человеческая связь с некой Фионой Зербст из Cape Town, что в Южной Африке. Она когда-то бывала в Украине, и даже несколько лет состояла в законном африканском браке с гражданином Украины из города Херсона. В Южной Африке наступало лето, и тёплые сообщения сестры-скорпиона скрашивали окружающий меня промозглый смурняк.
В моей электронной почте меня ожидали приятельские и прочие сообщения от разных людей, а я стоял в утренних сумерках у вокзала, поджидая случайного попутчика из Сибири. Озабоченные люди торопливо растворялись на вокзальном пространстве и разъезжались на проходящих поездах, в основном, в направлении Лондона.
Наконец, появился заспанный беженец Егор, и мы, молча, вошли в здание вокзала. Спустя десять минут прибыл ближайший проходящий поезд. Мы уселись в тёплом вагоне второго класса, и покатили в сторону Лондона, где надеялись встретиться с неким Вовой из Тернополя, состоящим в преступной связи со своим земляком, окопавшемся в Париже.
Я откинулся на своём месте у окна и закрыл глаза, вяло планируя, где и как убить время в Лондоне.
— Просыпайся, могильщик мирового капитализма! — подбадривал меня попутчик.
— Ты, дитя сталинских депортаций, имеешь идеи, как убить время в Лондоне? Тот тип проявится только к семи часам, — отозвался я, не открывая глаз.
— Лондон сожрёт наше время и деньги быстро и незаметно, — успокоил он меня. — Вероятно, ты хотел бы посетить библиотеку, где Карл Маркс работал над Капиталом?
— Я не до такой степени противник
— Ну, ты точно жертва капитализма, если питаешься такой гадостью, — живо отреагировал Егор.
— С пивом, эта жареная гадость — вполне съедобна. А ты чем здесь питаешься, овсяной кашей с молоком?
— Я взял с собой продукты. Мамка приготовила.
— Мамка знает о твоём замысле приобрести новое гражданство?
— Знает, знает. Её сейчас больше беспокоит то, что я связался с типом, который питается чипсами с пивом, и ненавидит Мировое Правительство.
— У твоей мамы, хотя и поверхностное, но не самое плохое представление обо мне.
— А ты чё, ещё чем-то страдаешь, кроме потребления несъедобной пищи и ненависти к мировому капитализму?
— Нет, не страдаю. Но, некоторые уверенно квалифицируют меня, как закомплексованного, завистливого совка, расиста и антисемита.
— Это неверный диагноз? — заинтересовался Егор.
— Не совсем верный. Если я говорю, что Мировое иудейское правительство откровенно гнобит православных славян, то это не означает, что я завистливый антисемит. Я по-человечески понимаю рядовых евреев, которым частенько, несправедливо достаётся лишь за их национальную принадлежность, и не имею ничего против них лично. Я говорю о мировой секте с концентрированным еврейским капиталом, навязавшей всему миру свой порядок, в котором нам ничего хорошего не светит.
— Понятно. Я передам это своей мамке, и всем евреям, кого лично знаю, — пообещал Егор.
— Так и передай. Правда, в личных отношениях с евреями иногда наблюдаются проявления их традиций. К примеру, настойчивые попытки поиметь ближнего гоя, за поца. Как главный раввин Днепропетровской области (хасид) в передаче «Ныне» 29 октября 1994 натаскивал своих соплеменников: «Любавичский ребе учил, что «для Бога равны все евреи». «Люби еврея как самого себя». «Каждый еврей — это вселенная». «Люби нас, как мы любим себя, иначе будешь лишен почетного звания порядочного, просвещенного, интеллигентного, современного человека!».
Не могу сказать, что такое отношение ко мне и прочим богом не избранным, совершенно не раздражает меня.
— Короче, ты антисемит, — махнул на меня рукой попутчик.
— Если бы я был убеждённым антисемитом, тогда я принципиально не носил бы штаны от Ливайс, — аргументировал я, хлопнув себя ладонью по заднице.
— Причём здесь твои штаны? — удивился Егор.
— Изобретение еврейского торговца текстилем, — пояснил я.
— Левис Страус чё ли? Еврей?! — уточнил Егор.
— Это у нас так называют — «Левис Страус». А в Америке это имя произносят Ливай Стросс. Конечно, — еврей. Затеял и удачно раскрутил своё швейное дело в Сан Франциско в конце 19-го века. Был холостяком и филантропом, вероятно, помогал только еврейской общине. Своё дело передал племянникам. Те не подвели! Во всяком случае, размер всегда указывается верно. Их штаны можно покупать не примеряя…