Остров обреченных
Шрифт:
Ботинки Роя давно прохудились, и Маргрет с Бастианной сшили для него из козлиной кожи, шерстью наружу, некое подобие ботфортов, нижнюю часть которых, для надежности, еще и обшили парусиной. Обувка эта вышла теплой и более-менее оберегала ноги от весенней влаги, но была жутко неуклюжей, а потому «неустойчивой». Как только островитянин пытался бежать, он тотчас оступался, поскальзывался и нередко падал, ранясь, зашибаясь на острых камнях и буреломных пеньках.
И все же раненный в бедро лось был уже недалеко, и он явно терял силы. Больше всего предавало Рою уверенности то, что, не доходя до очередного кряжа, преодолеть который животное, очевидно, не решалось, оно вдруг повернуло в сторону Канадского мыса. Может, там было его стадо, а
Впереди показалась еще одна гряда. Сделав несколько прыжков, лось, возможно, из последних сил начал взбираться на нее, преодолевая небольшие завалы и обходя валуны. Здесь он терял темп и, поднимаясь вверх, превращался во все боле удобную мишенью для такого опытного стрелка, каким за месяцы своего пребывания на острове стал Рой д’Альби.
Чтобы как-то сократить путь, Рой не стал преодолевать черневший перед ним ложбина, которую только что сумел перейти лось, а, наоборот, взял чуть левее, пересекая животному путь и, несмотря на неуклюжесть своих ботфортов, довольно проворно взобрался на большой покатый валун.
Теперь лось был по ту сторону скального оврага. Если бы Рой вздумал преодолевать его, животное ушло бы за гряду и скрылось в густом ельнике, где охотник попросту потерял бы его из виду. Но пока что, не ведая своей участи, лось медленно поднимался по небольшому карнизу, не удаляясь, а как бы приближаясь к Рою. Припав плечом к стволу сосны, прораставшей откуда-то из подножия валуна, шевалье уложил арбалет на одну из веток, и выждав еще несколько секунд, выстрелил. Первой стрелой он сумел ранить лося в заднее бедро, и стрела до сих пор оставалась в его теле, разъяривая и без того обильно кровоточащую рану. Теперь же д’Альби целился в низ живота. После такой раны лось уже вряд ли сумеет долго уходить от него. Выстрелив, Рой еще успел заметить, что попал, правда, стрела ушла чуть выше и впилась где-то между ребрами. У д’Альби в запасе была только одна стрела, последняя. Вставив ее в арбалет, он решил сменить место, поскольку и во второй раз раненный олень упорно продолжал подниматься к перевалу. Но именно здесь произошло то, чего произойти не должно было: уже выпустив стрелу, он вдруг поскользнулся и начал уходить вниз. Отбросив арбалет на валун, куда-то в сторону сосны, Рой предпринял попытку повернуться на живот, чтобы ухватиться за камень, но какая-то неведомая сила затаскивала его все дальше и дальше в глубь расщелины… В страхе он отчаянно, безнадежно закричал, но крик его слился с таким же отчаянным и безнадежным ревом лося.
…Придя в себя, Рой увидел далеко вверху полоску вечереющего неба и одинокую, едва пробивающуюся сквозь пелену тумана, звезду. Он полулежал на кроне кустарника, который, смягчив падение, очевидно, спас ему жизнь, – весь израненный, и ноги его по самое туловище покоилось в им же пробитой во время падения проруби, под которой было то ли небольшое озерце, то ли родник.
Посидев так еще несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя и понять, где он и что с ним, д’Альби попытался выбраться из полыньи, но это ему не удавалось; прежде всего потому, что ноги, по существу, не слушались его. Лишь с большим усилием воли и превозмогая страшную боль, он сумел пошевелить левой ногой, которая, тотчас же словно отмерла.
«Отморозил?! Сломал обе ноги? Нет, все-таки отморозил? А может быть, и то, и другое? Впрочем, особого значения это уже не имеет, – со стоизмом обреченного подвел неутешительный итог своей охоты Рой. – Главное, попытаться выбраться отсюда. Если до утра это не удастся, ты погибнешь. Искать тебя здесь некому».
Единственная надежда его была на куст. Хватаясь за ветки, Рой
Несколько раз д’Альби пытался подняться, но всякий раз падал, чувствуя, что ноги совершенно не подчиняются ему. А вот руки были целы, они саднили, кровоточили, однако слушались его, и Рой полз и полз, переваливаясь через небольшие камни, переползая по льду замерших озерец, перекатываясь через небольшой кустарник.
Сумерки постепенно сгущались, чернели, но все же вскоре Рой рассмотрел впереди голубовато-серый плес воды. Это могло быть только Гусиное озеро. Уже хотя бы потому, что другого он поблизости не знал, и что часть его, даже в лютые морозы, не замерзала, очевидно, его подпитывал какой-то теплый источник. И вода в этой части озера всегда была значительно теплее: Рой не раз купался здесь, возвращаясь с охоты.
У озера ноги его словно бы немножко оттаяли и хотя идти он все еще не мог, зато, по крайней мере, сумел встать на колени. Боль была адской, и все же обойти северную оконечность озера он сумел; точно так же, на четвереньках, по звериному, поднялся по склону долины, выводившему к сосновому бору.
Вновь теряя сознание, он вспомнил условие Маргрет: если кто-то из них не возвращается к хижине к сумеркам, остальные отправляются на его поиски. «Остальные – горько ухмыльнулся д’Альби. – «Остальные» – это двое испуганных женщин и младенец». Тем не менее уговор такой существовал. Рой сам настоял на подобной договоренности, поскольку Маргрет иногда уходила на охоту в одиночку, а Бастианнаа подолгу находилась у фиорда или же бродила в поисках птичьих яиц; и мало ли что могло с любым из них случиться. Поэтому до сумерек каждый должен был вернуться к хижине.
– Но почему же его все еще нет?! – в который раз спрашивала Маргрет, зная, что отвечать на ее вопросы и развеивать сомнения – некому.
Вчера Рой чувствовал себя довольно скверно: ватные ноги, горячий лоб, слабость во всем теле… Сегодня ему следовало бы отлежаться, но он все же пошел на охоту. Запасы провизии у них действительно кончались, однако можно было пару деньков продержаться. Провожая его, Маргрет, как никогда прежде, волновалась. Какое-то предчувствие сдавливало ей сердце и в эти предвечерние минуты. Однако на все ее тревоги Бастианна отвечала или молчанием или успокоительным: «Да мало ли что… Подождем».
– Он ведь должен был вернуться до сумерек. Таков наш уговор.
– Сумерки только начались, – вновь возразила Бастианна, покачивая засыпающего Роя-Младшего, который лежал теперь в подвешенной к потолку колыбельке, сплетенной корсиканкой в виде овальной корзины. – И потом, он ведь сказал, что идет к Гусиному озеру. А это недалеко.
– Вот именно: недалеко, значит, должен был вернуться.
На сей раз Бастианна не ответила. А Маргрет то металась по хижине, то выходила из нее и подолгу стояла, всматриваясь в темноту и к чему-то прислушиваясь. У Роя привычка насвистывать. Возвращаясь с охоты, особенно удачной, он имел обыкновение напевать или насвистывать какие-то песенки. Как же ей хотелось сейчас услышать его голос, как ей этого хотелось!
Когда герцогиня в очередной раз задержалась на пригорке между хижиной и жертвенником, корсиканка не удержалась, тоже вышла и прямо спросила:
– Ты что-то предчувствуешь?..
– Кажется, да.
– И предчувствие, судя по всему, не из добрых. До сих пор остров относился к нам терпимо, грех жаловаться, при его-то репутации. Но все может быть. Словом, иди.
– Думаешь, мне следует идти?
– Следует, если предчувствуешь. Тем более, что темнеет уже по-настоящему. Но иди к озеру, по тропе. И зови его. Если не встретишь, возвращайся. Утром поищем вместе. Сейчас главное – не заблудись.