Остров, одетый в джерси
Шрифт:
— Куда лучше-то? — удивлялись другие работники Уипснейда. — Мы бы сами тут вместо животных жили, если бы разрешили.
Трудно поверить, но оказалось, что в хороших зоопарках животным жить даже лучше, чем на свободе. Если в природе горилла живет тридцать лет, то в хорошем зоопарке может прожить полвека. Черепахи, которые на свободе редко дотягивают до десяти лет, в зоопарке живут дольше человека.
Хотя, если подумать, ничего удивительного в этом нет. В природе у любого зверя есть враги, которые стремятся сделать его жизнь короче. Даже больного
А в зоопарке какие враги? Случается, конечно, что какой-нибудь посетитель кинет камень или ткнет зверя палкой. Но все-таки не сожрет. А ведь и по-другому бывало. Бывало, что тех, кто тыкал палками, съедали. Но это тоже неприятно.
Еще можно вспомнить о том, что в организме любого дикого животного почти наверняка есть паразиты, которые, по меньшей мере, неприятны. В хорошем зоопарке зверей от паразитов избавляют и следят, чтобы они снова не появились.
Да и большинство болезней, от которых дикие звери умирают, в хорошем зоопарке успешно лечат.
Но в том-то и дело, что не все зоопарки — хорошие.
До сих пор среди них встречаются никуда не годные.
Правда, в Англии таких зоопарков меньше. Всем известно, что любовь к животным — древняя традиция англичан. Они любили животных уже тогда, когда другим это и в голову не приходило.
Англичане даже создали комиссию, которая следит, чтобы зоопарки не нарушали славную традицию любви к животным. Раз в год инспекторы из этой комиссии осматривают все зоопарки. Но это так говорится: «осматривают», на самом деле, они еще и нюхают и даже пробуют.
— Что-то у вас даже в буфете медведями пахнет.
— Яблоки у вас горькие. Прошлогодние что ли?
— Вы, кажется, забываете о нашей древней традиции любви к животным!
Всех людей, владеющих дикими животными частным образом, в Англии быстро пересчитали и предупредили, что за нарушение древней традиции их строго накажут. Сначала на земле, а потом еще и на небе.
Вот дело и пошло.
Ученые стали сравнивать жизнь животных на воле и в зоопарке. И сначала разница между этими жизнями, надо признать, была большая. Однако зоопарки учли свои ошибки, начали обмениваться опытом друг с другом, и разница постепенно уменьшилась.
Сложно поверить, но теперь животные в хороших зоопарках выглядят лучше чем на воле.
Такие громадные успехи даже пугают.
Со временем появились специальные журналы по зооделу, образовались ассоциации зоопарков, и даже — профсоюзы смотрителей.
Можно с уверенностью сказать, что революция, начатая Гагенбеком, победила.
История зоодела, как и всякая история, разделяется на эпохи и периоды.
Постепенно на смену немыслимым гагенбекским просторам пришли умеренные вольеры, где легче было следить за животными. До этого заболевшее животное нередко замечали, лишь когда оно начинало качаться от слабости. Да и поймать его в небольшой вольере полегче.
Кроме того, ученые выяснили, что дикому животному,
Так наступил период камерного зоопарка, в котором большое место было отведено науке.
Но вот грянули семидесятые, и на удивление многих в зоопарках стали вырастать постройки, которые иначе как авангардными и не назовешь.
Медведей поселяли в бетонных кубах, лис в шарах, птицы сидели в сетчатых пирамидах. Спроектировать такое могли лишь люди, сильно увлекающиеся Кандинским и Малевичем.
Директора удивляясь тому, что вырастает в их зоопарках, но почему-то никак не могли повлиять на ситуацию.
В библиотеке Центра я обнаружил фотографию гиббона из Лондонского зоопарка, который висел на железной штуке, напоминающей решетку атомиума.
Ничего более ужасного я не видел никогда.
Только ум закоренелого абстракциониста мог совместить гиббона и атомиум.
Бетон несколько десятилетий оставался в зоопарках самым популярным строительным материалом. В то время посетители часто могли видеть медведя, который, часами стоя на одном месте, качался из стороны в сторону. Многие думали, что у него случилось огромное горе. На самом деле в однообразном движении животное пыталось хотя бы мысленно уйти из страшного окружения. Ходьба тигров вдоль решетки, объясняется тем же.
В восьмидесятых владельцы зоопарков будто бы наконец пробудились от кошмарного сна и ужаснулись содеянному. В это время в зоопарках появились чудо-мастера, которые могли так построить зимник или кормокухню, что они казались частью окружающего пейзажа. Служебные пристройки превратились в скалы, горы и холмы. Назывались те чудо-мастера «ландшафтными архитекторами».
На зоопарки стало приятно посмотреть.
У нас эти мастера пока что работают на некоторых дачах, имеющих отношение к газовой и нефтяной промышленностям.
— Для наших людей, — говорят директора отечественных зоопарков, — главное не внешность зоопарка, а его душа.
И они, конечно, правы. Душа наших зоопарков, то есть научные отделы и кружки юннатов, славятся далеко за пределами Родины.
Кое-где утверждают, что в таких условиях, как у нас, создать подобные отделы и кружки невозможно.
Но ведь создали!
Трудно даже подсчитать, сколько наших юных натуралистов, повзрослев, превратилось в кандидатов биологических наук и даже в докторов.
Сегодня в ненаших зоопарках новое поветрие — уход за животными там переводят на компьютерную основу.
— Это все хорошо, — возражают у нас. — Но зоопарк — это, прежде всего, духовные отношения. Сообщение души животного и души смотрителя. Где же душа у вашего компьютера? Мы, конечно, не Япония, но у нас свои традиции.
Странно доверять уход за животными машинам. Как можно животное с помощью компьютера любить?