Остров Разочарования
Шрифт:
Егорычев серьезно сомневался, стоит ли ему именно сейчас, во время обряда похорон, появляться среди островитян. Быть может, появление в такой печальный и торжественный час постороннего человека противоречит обычаям острова. Но, судя по словам юного Смита, перед хижиной покойного Яго назревали какие-то серьезные события. Неужели провокация сладчайшего мистера Фламмери так легко и быстро пустила ростки?
Он вышел из Большой мужской хижины, оставив кочегара караулить Розенкранца и их громоздкий багаж
При появлении Егорычева около хижины утопленника гул спора на мгновение затих, затем разгорелся с новой силой.
Егорычев окинул взглядом толпу. Гильденстерна среди нее не было.
— Где Гильденстерн? — осведомился он вполголоса у подбежавшего Гамлета.
— Он побежал за Кидом.
— За каким Кидом?
— Это паренек из Эльсинора. Он поджидает меня, пока я вернусь с похорон.
— А зачем он здесь, в Новом Вифлееме?
— Он будет играть в нашем представлении. Пришел посоветоваться.
— О чем вы здесь спорите?
— Гильденстерн сказал людям Нового Вифлеема, что белоголовый молился богу и бог сказал ему, что Яго погиб потому, что его извели колдовством люди Эльсинора и что им за это обязательно надо отомстить. Теперь отец Джемс говорит, что нам следует пойти войной на Эльсинор, чтобы отплатить им за кровь Яго, заставить их выдать того, кто виновен в колдовстве, и чтобы они перестали праздновать день воскресный по субботам.
— А что говорят люди Нового Вифлеема? — Они боятся бога.
— А ты как думаешь насчет того, что Яго якобы умер от колдовства?
— Я думаю… Я полагаю, — тут Гамлет перешел на шепот, — я полагаю… Вы же сами мне сказали, что чудес нет и что колдовства тоже нет… Я так говорю?
— Ты говоришь очень правильно, Гамлет. Ты храбрый и умный человек. Как ты думаешь, что тебе было за твои слова, если бы на самом деле существовали чудеса и колдовство?
— Я думаю, что меня убило бы на месте громом, сэр.
— Ну и как? Убило тебя громом?
— Нет, не убило. Я остался жив, и это очень интересно.
— Подумай об этом на досуге, мой дорогой умница Гамлет.
— Я обязательно об этом подумаю. Я теперь буду очень много думать.
— Но пока что нам нужно что-то предпринять, чтобы не началась по-пустому война.
— Вот и я так говорил, что нечего начинать войну. Она никому не нужна.
— Кроме тех, кто остался в Священной пещере.
— Это сверх моего понятия, сэр, — честно признался Гамлет.
— Это сверх понятия любого честного человека, и все же это именно так. Белоголовому нужна война, чтобы люди острова Разочарования основательно между собой перессорились. Тогда их легче будет подчинить своей воле.
— Но ведь это подло: натравливать людей друг
— Ах, мой дорогой Гамлет, в том мире, откуда прибыл мистер Фламмери и его друзья, многое построено именно на том, что люди, подобные Фламмери и Цератоду, всеми способами не дают остальным людям жить между собой в ладу и согласии. Только на этом и держится власть разных Фламмери. Вот поэтому-то он и хочет втравить вас в войну с Эльсинором.
— Они извели колдовством сэра Фальстафа, сэр, — вмешался преподобный отец Джемс.
Слишком много членов его паствы внимательно и все более сочувственно прислушивались к беседе Гамлета с желтобородым белым. Как пастырь, он считал себя не вправе не вмешаться.
— Разве Яго не утонул в море? — обратился к нему Егорычев.
— Но он утонул потому, что на него навели колдовские чары, сэр. Это понятно даже ребенку.
— Ты старый и мудрый человек, — польстил Егорычев колдуну, но адресуясь главным образом к его пастве. — Ты много знаешь и очень многое видел на своем веку. Скажи мне, разве люди вашей деревни умирают только от колдовства?
— Конечно, нет, — осторожно отвечал колдун. — Люди умирают от старости, от болезней, от отсутствия должного благочестия.
— Почему же ты так уверен, что он утонул в результате колдовства?
— Потому, что его голова была обращена в южную сторону.
— А если его выбросило бы в сторону вон той горы? Ведь на ней никто не живет? — И Егорычев указал в направлении, строго перпендикулярном тому месту бухты, куда выбросило тело Яго.
— Тогда было бы ясно, что никто, кроме него самого, в его смерти не виновен, — проворно ответствовал преподобный отец Джемс.
— А если бы в сторону Священной пещеры?
— Его выбросило головой к югу, — уклонился отец Джемс от прямого ответа.
— Я думал, что ты более понятлив, — с досадой промолвил Егорычев, — но раз ты нуждаешься, чтобы тебе разжевывали и клали в рот разжеванное, я могу это проделать для такого уважаемого человека, как ты.
Кое-кто из окружавших ухмыльнулся. Им было внове такое забавное выражение. Но колдун уперся взглядом в землю и молчал.
— На вчерашнем пиршестве вы угощали меня напитком, от которого люди пьянеют. Верно я говорю? — продолжал допытываться Егорычев.
— Верно, — неохотно отвечал колдун.
— Если человек выпьет слишком много этого напитка и упадет в воду, может он утонуть?
— Может, — еще более неохотно согласился отец Джемс.
— Так пусть те, кто видел Фрумэна, когда он третьего дня отправился в бухту, скажут, разве он не был тогда пьян?
— Он был — очень, очень пьян, — охотно Подтвердили несколько островитян. — Он качался на своих ногах, как самая старая и дряхлая коза.