Остров Разочарования
Шрифт:
— Белоголовый Джентльмен, — отвечал приободрившийся Гильденстерн, — сказал мне, что впредь я за свои дела буду отвечать только перед богом и перед ним, перед белоголовым… А перед тобой я не отвечаю. Ты такой же старейшина, как и я… Даже худший…
— Что-о-о? — вспыхнул Гамлет. — Я хуже тебя?.. Во всем человечестве не найдется человека…
— Спокойно, Гамлет, спокойно! — удержал его Егорычев, — Эти споры надо оставить на после. Ты умный человек, и ты это поймешь.
— Разве нам нужна война, люди Нового Вифлеема? — крикнул
Островитяне отрицательно замотали головами. Конечно, им никак не нужна была война.
— Ты не должен так говорить, Гамлет, — сказал отец Джемс.! — Разве мы не должны покорно выполнять повелений господних? Господь лучше тебя и меня знает, нужно ли нам или не нужно идти войной на Эльсинор. И если он приказывает нам: «Идите войной на нечестивых людей Эльсинора, чтобы они достойно ответили за смерть возлюбленного раба моего сэра Фальстафа Фрумэна и чтобы они не смели впредь нарушать святость воскресного дня», надо идти войной.
— Слушайте меня, люди Нового Вифлеема! — воскликнул с отчаянием Егорычев, чувствуя, что островитяне все еще колеблются между здравым смыслом и боязнью прогневить небо. — Бог, в которого вы верите, не мог — вы слышите? — ни за что не мог повелеть вам идти войной на Эльсинор! Если я не прав, если я говорю неправду, пусть меня тотчас же поразит самая страшная небесная кара!.. Вы слышите? Самая страшная!
Все застыли в напряженном ожидании. Кое-кто даже закрыл лицо руками, чтобы не быть свидетелем ужасного зрелища. Прошло пять, десять, двадцать секунд, минута. Егорычев оставался жив и невредим.
— Ну, теперь вы видите, что я говорю правду? — крикнул Егорычев. — Меня не поразил ни гром, ни молния, меня не унесло ураганом, я не провалился сквозь землю!.. Неужели вы и теперь не убедились в правоте моих слов?
И вот в эти мгновения, когда Егорычеву уже показалось, что он победил, раздался голос Гильденстерна:
— Пусть лучше желтобородый скажет, верит ли он в бога. Белоголовый джентльмен велел сказать вам, люди Нового Вифлеема, что желтобородый не верит в господа нашего и что очень может быть, что он сам тоже причастен к гибели сэра Фальстафа. Он сказал, пусть люди Нового Вифлеема сами спросят у желтобородого, верит ли он в бога.
— Я верю, что люди должны жить в справедливости и мире, — сказал Егорычев.
— Не-е-ет, пусть он скажет, верит ли он в бога! — торжествующе завопил Гильденстерн, видя, какое впечатление его вопрос произвел на островитян. — Вы видите, он боится прямо ответить на мой вопрос.
— Можно не верить в бога и быть справедливым, добрым и честным человеком, — сказал Егорычев в наступившей тишине. — И можно говорить, что веришь в бога, и быть отъявленным мерзавцем и убийцей…
— Вы слышите? Он не верит в бога!.. Он слуга дьявола! Его изгнали из Священной пещеры, и он спустился к нам, в Новый Вифлеем, чтобы перетянуть нас на сторону дьявола! — кричал Гильденстерн, победно потрясая
— Священная пещера изрыгнула этого посланника сатаны! — в свою очередь возопил отец Джемс, окончательно утвердившись в справедливости указаний мистера Фламмери. — Чего же вы стоите, сложив руки, люди Нового Вифлеема?!
Он набросился на Егорычева. Еще с десяток островитян, устрашенных тем, что они чуть было не поддались на обольщения посланника сатаны, поспешили возместить свои губительные и греховные колебания участием в этом богоугодном деле.
Что же касается остальных, симпатии которых, помимо их воли, все же оставались на стороне этого веселого и добродушного парня, который так хорошо встретил их на Священной лужайке, так ласково обошелся с ними, их детьми и домочадцами и, не колеблясь, выдал на их суд белого, который поджег деревню и убил четырех островитян, то они хотя и никак не помогали вязать Егорычева и бросившегося ему на помощь Гамлета, но и воспрепятствовать отцу Джемсу и Гильдёнстерну не решились.
— Не трогайте их!.. Не смейте их трогать! — кричал во всю мощь своих мальчишеских легких юный Боб, цепляясь за руки тех, кто навалился на его друзей. — Они хорошие!.. Вы слышите, они очень хорошие!..
Гильденстерн со всего размаху ударил мальчика по лицу, и тот, обливаясь кровью, грохнулся на пыльную, раскаленную землю.
Сразу вслед за этим раздался сочный, с хрустом, удар по свирепой физиономии Гильденстерна, и новоявленный старейшина и защитник веры очутился на земле в близком соседстве с юным Бобом.
— Давно ли ты стал таким храбрым, Гильденстерн? — осведомился, склонившись над поверженным прохвостом, красивый, плечистый молодой островитянин. — Ты бесстрашно кинулся на ребенка. Ты бесстрашно убил исподтишка беззащитного и невинного парня из Эльсинора. Почему я тебя никогда не видел выступающим один на один против взрослого мужчины в честной, открытой — драке?
Это был дядя Боба Смита — Джекоб Смит.
— Может быть, тебе хочется померяться силами со мной? — продолжал он.
Но оказалось, что у Гильденстерна такого желания не было. Он вскочил, держась за свою сразу раздувшуюся щеку, шмыгнул в сторону от Джекоба, подбежал к преподобному отцу Джемсу, который, как и все остальные, очень спокойно отнесся к поражению нового старейшины, и прошептал ему на ухо:
— Надо сейчас же убить обоих: и желтобородого и Гамлета. Белоголовому это понравится… И богу тоже…
— Не будем спешить с таким делом, — возразил колдун. — Пусть они пока посидят в Большой хижине. Пусть таких людей судит сам белоголовый. Мы ему завтра сообщим, и как он скажет, так мы и поступим.