Остров Тамбукту
Шрифт:
Снова раздались удары в бурум — отрывистые и громкие — и опять умолкли. Главный жрец встал, окинул взором толпу, важно откашлялся и начал торжественную речь. Да, он умел говорить. Его мысли текли логично. Он употреблял и сравнения, которые удивляли, а жестикуляция придавала ему торжественный вид. Но странно — он говорил только о наших обязанностях по отношению к племени и не сказал пи слова о правах, которые мы получали после усыновления. Каждый из нас обязан ходить на рыбную ловлю вместе с другими рыболовами, и на диких свиней, и на кро-кро во время большой охоты, должен выкорчевывать тропический лес, когда разбивается новая плантация, и раскапывать землю
Никто из нас не возражал бы против большинства из этих обязательств (кроме, может быть, Смита, который имел свою плантацию и не желал участвовать в общей работе туземцев). Едва ли кто-нибудь из нас отказался бы участвовать в защите племени в случае нападения, но участвовать и в нападениях, которые племя может предпринять против другого племени — это было мне совсем не по душе. Это походило на обязательную мобилизацию в случае войны, независимо от того, справедлива эта война или нет. Например, если племя занго отправится в поход против племени бома, чтобы сжечь его хижины и прогнать его еще дальше в горы, по словам Арики, я должен участвовать в этом преступлении. Если откажусь, как тогда, против меня ополчится все племя. В таком случае главный жрец, наверно, опять попытается меня оклеветать и раздуть общую ненависть ко мне...
Такие мысли проносились у меня в голове, когда я слушал речь главного жреца. Наконец он умолк, и тотчас оглушительно забарабанил бурум. А когда снова наступила тишина, Боамбо встал со своего места и также произнес речь. Но, в отличие от главного жреца, речь вождя была совсем краткой. Он заявил, что мы, белые люди, очень хорошо знаем наши обязанности и будем их исполнять, как исполняли до сих пор. Важней была польза, которую мы принесли племени, научив многим полезным вещам. Вождь вспомнил о топорах, молотках и гвоздях Смита. С их помощью туземцы построили новые хижины гораздо легче и быстрее, чем каменными топорами. Да и сами хижины вышли прочнее, потому что все балки прибиты гвоздями. Не забыл вождь упомянуть и о моих лекарствах. Назвав меня лапао, он заявил, что я лучший друг племени.
— Правильно я говорю? — обратился он к толпе. И все в один голос ответили:
— Правильно! Правильно!
Главный жрец нахмурил брови — очевидно, он не был доволен речью Боамбо, но вождь не обратил на него внимания и продолжал говорить о пользе, которую мы принесли племени. Заканчивая, он высказал надежду, что в будущем мы будем еще полезнее.
Новый барабанный бой — и опять тишина. Тауты и ренгаты отдалились.
Боамбо тоже отошел в сторону. В середине круга остались только мы, трое белых, и главный жрец. Опять послышался бой бурума, и главный жрец сделал знак рукой следовать за ним. Он медленно зашагал вокруг обоих костров, причем вертелся во все стороны так, что огонь огревал его со всех сторон. Смит, Стерн и я подражали ему, при молчаливом одобрении туземцев.
Огонь и вода — две непобедимые стихии, которых жители Тамбукту особенно боялись. Если ураган застигнет кого-нибудь на его утлой пироге в океане, он бессилен бороться с волнами и погибнет. Если огонь охватит хижину, она сгорит, и никто не в силах ее спасти. Только тропический лес может устоять перед водой и огнем — вода не может его затопить, а огонь не может его уничтожить. Когда ходили на охоту на диких свиней, охотники поджигали на полянах
Сделав три круга, главный жрец остановился лицом к нам.
— Комунатуа! — громко крикнул он, чтобы все слышали. — Вы сыновья нашего племени. Каждый из вас может сейчас же жениться на девушке, которая пожелает иметь его своим мужем. Шамит, — обратился он к плантатору, — хочешь взять сахе из нашего племени?
Смит отрицательно покачал седеющей головой.
— Нет, не хочу!
— А ты? — обратился главный жрец к капитану, имя которого он не мог выговорить.
Капитан также отказался. Тогда главный жрец обратился с тем же вопросом ко мне.
— Heт, не желаю! — повторил я за Смитом и Стерном и прибавил: — Когда я спас тана Боамбо от кадитов, Зинга заявила, что на большом празднике станет моей сахе. Но сейчас Арики отказался усыновить меня в своем роду, и я стал сыном рода тана Боамбо, а Зинга стала моей сестрой...
— Это верно! — прервал меня главный жрец. — Зинга стала твоей сестрой и не может стать твоей сахе. Но ты можешь взять себе жену из другого рода.
— Не желаю!
— Хорошо! — сказал Арики, взглянув на меня с нескрываемым злорадством.
Он подал знак рукой, двое туземцев из рода Боамбо подошли, подхватили и понесли меня на руках к толпе, перескочив через оба костра. Это означало, что они и все остальные члены рода готовы полезть в огонь ради меня. Другие два туземца из рода Арики таким же манером отнесли Смита, а вслед за ним и Стерна.
Несколько ударов в бурум известили о конце церемонии. Когда все опять утихло, главный жрец обратился к толпе и крикнул громким голосом:
— Юноши и девушки! Слушайте то, что вам скажет Арики! Подойдите все сюда! Первыми пусть подойдут девушки!
Все девушки, которые хотели выйти замуж, вышли из толпы и стали в один ряд перед главным жрецом. Я с радостью заметил, что Зинги не было между ними. По данному знаку юноши также вышли на поляну и построились в отдельную шеренгу лицом к девушкам. Разумеется, каждый молодой человек старался стать против девушки, которую избрал себе в жены.
Первой в ряду девушек была Канеамея. Главный жрец вызвал ее по имени и сказал:
— Канеамея, иди скройся в лесу. Тот, кто желает стать твоим даго, пусть тебя найдет и приведет сюда.
В ту же секунду Канеамея бросилась бежать по поляне и вскоре исчезла в лесу. Немного погодя, чтобы дать дочери возможность лучше спрятаться, Арики обратился к парням и сказал:
— Тот, кто, хочет, чтобы Канеамея стала его сахе, пусть идет в лес ее искать.
В тот же миг Амбо со всех ног пустился бежать к тому месту, где Канеамея скрылась в лесу. Со всех сторон послышались одобрительные голоса, а один шутливо крикнул:
— Поторопись, Амбо! А то птичка улетит!
Но «птичка» не улетела. Не прошло много времени и из леса вышли Амбо и Канеамея, держась за руки. Они вступили на поляну, улыбающиеся и счастливые, и стали рядом в стороне от остальных.