Остров традиции

Василий Сосновский

Близость столицы стала угадываться по огромным грудам строительного мусора и нескончаемым остовам недостроенных супермаркетов и неработающих заводов. На подъезде к городу авто угодило в нескончаемую пробку, и волей-неволей пришлось продвигаться вперёд в час по чайной ложке. Несколько раз подходили заспанные, нелюбезные дядьки в полицейской форме, и каждый раз долго и недоверчиво вертели в руках подорожную с печатью Органов. Конрад искренне сожалел, что у него больше нет красной корочки – она бы ускорила процесс. Машина всякий раз подвергалась досмотру – но не тщательному, скорее рутинному. Наконец, въехали в город –

беспорядочное нагромождение блочных и панельных громадин, у подножья которых озабоченно сновали двуногие мураши.

Здравствуй, родина.

Машин на улицах было пруд пруди, светофоры не фурычили, и правил движения никто не соблюдал. Анна, закусив губу и поминутно чертыхаясь, только успевала выкручивать баранку и жать на тормоза. Конрад стоически переносил все невзгоды и даже подсказывал, кто идёт на обгон и кто бросается под колёса. У него не было уверенности, что они благополучно доберутся до места назначения, но он не роптал.

Знакомые улицы были заплёваны и грязны. Люди бежали по ним, вобрав головы в плечи, словно боялись, что вот-вот на них сверху свалится что-то тяжёлое. Ветер гнал по тротуарам кучи мусора. Над мостовой из всех машин нёсся отчаянный мат.

Наконец, Анна зарулила в арку и стала искать, где припарковаться. В захламлённом дворе на разгромленной детской площадке забивали козла нестарые мужчины и подставляли себя лучам весеннего солнца старые женщины. В огромном доме было не менее двухсот квартир, и из всех форточек лились удалые блатные напевы. Хрипло каркало голодное вороньё.

С грехом пополам Анна втиснула машину между двух полусгнивших кузовов и велела Конраду вылезать. В подъезде, щедро расписанном грозными лозунгами и провонявшем застоялой мочой, как ни смешно, даже работал лифт. Он вознёс Анну и Конрада на восьмой этаж, к фон Вембахерам.

Дома были только Маргарита и Стефан. Они встретили гостей из провинции весёлыми прибаутками. Квартира была добротная, с высокими потолками и дубовым паркетом, но почти без мебели и с пустыми стенами, где угадывались следы ещё недавно висевших там плакатов и картин. Всё было уже продано либо рассовано по чемоданам. Конраду предложили раскладушку, Анне – двуспальную тахту, на которой ночами, видимо, спали сами хозяева. Анна долго мылась в душе, Конрад ограничился мытьём рук. После этого измученные изнурительной дорогой легли спать. Конрад отрубился сразу же, без всяких таблеток.

Когда проснулись, день клонился к закату, и в квартире уже был глава семейства. Он собственноручно накрыл на стол и щедро вознаградил гостей из провинции за путевые тяготы.

Когда ели, Маргарита традиционно была ни глуха, ни нема:

– Вы, Конрад, такой весь потерянный... Вам надо почаще ходить в церковь. А там, в церкви – надо встать под купол и ждать, пока осенит благодатью... Или вот что: когда вернётесь к Анне – сходите в лес и обложитесь с головы до ног землёй. Сразу полегчает.

Конрад согласно кивал.

– Но лучше вам всё-таки в церковь. Со священниками пообщаетесь. В отличие от других образованных людей они ещё не все уехали. Вам необходим хороший врачеватель. Причащайтесь, ходите на исповедь – сами не заметите, как просветлитесь. А ещё лучше –поступите в причетники или в клирики –

всё лучше, чем роман без слов писать. Эх, жаль, что вы в хоре петь не можете... Но вы можете бить в колокола – а это тоже дело богоугодное, душеполезное.

– Да, да, конечно... – согласился Конрад. – А почему бы мне монахом не сделаться?

– Ну это слишком... Вы в состоянии отречься от мира, умертвить плоть?..

– Ничего нет проще, – сыронизировал Конрад. – Вот только... Я когда на перекладных из армии возвращался, заехал в монастырь святого Лукиана. То есть – поезд на столицу уходил в двадцать пятьдесят семь, и целый день пришлось по городу болтаться. Ну, болтался, болтался и забрёл в монастырь.

– Святого Лукиана? Четырнадцатый век, лепота редкостная...

– Всё путём, монастырь как монастырь, меня туда студентом на экскурсию возили. Калики сидят перехожие, косая сажень в плечах, никакого макияжа только, как прежде – ни подрисованных морщин, ни подведённых следов от побоев. В окнах келий исподнее развешено, на алтаре козла заколачивают. Позолоту с колоколов всю соскребли да контрабандистам сплавили. В обмен на анашу и оружие, думаю. Вышел такой … в рясе, от него сивухой разит за версту, спасибо хоть, ноги держат. Девки-калики его за штаны хватают – чуть не стянули. Он их всех к Евгении Марковне посылает... А у меня такое настроение, знаете, шутливое, спрашиваю: командир, поезд вечером, мне бы к настоятелю на исповедь. Куда, спрашивает, исповедовать, в рот или в жопу?

– Фу… Неужто и до божьих домов докатились безобразия?

– В насквозь больной системе не может быть ни одной здоровой подсистемы, – вставил доселе молчавший фон Вембахер.

– Ну потому-то, Конрад, я и не советую вам идти в монахи. Вы бы лучше с прихожанкой какой познакомились...

– Да там старухи одни... Я не геронтофил.

До Маргариты дошло, что нужно менять тему:

– А помните, Конрад, как вы нам с Анной магнитофон поставили? Думали – не заметим? Как же, как же, заметили – и специально для вас спектаклик разыграли. А вы, небось, за чистую монету приняли?.. Запомните – нехорошо чужие разговоры подслушивать.

Звон телефона до смерти напугал Конрада, слишком отвыкшего от подобных звуков. К аппарату подошёл хозяин.

– А, здравствуйте, здравствуйте, крёстный, – сказал он в трубку. – Что? Нет. Хорошо… Нормально… Да, прибыли. Что вы говорите? А-а… Сейчас спрошу.

Фон Вембахер опустил трубку, прикрыл её ладонью и громко произнёс:

– Крёстный спрашивает, какую вы хотите культурную программу? Увы, только спортивные мероприятия. Какой вид спорта предпочитаете?

– Мне всё равно, – сказала Анна.

Конрад же чуть не брякнул: «Стрельба из лука», но чудесным образом допёр, что посещение состязаний стреловержцев, да ещё и в компании, на двести процентов ни на шаг не продвинет его в расследовании. Поэтому он ответил: «Регби». Ну, как водится, – не сразу ответил, сначала щёлкнул голосовой связкой о пустоту, но затем по касательной и другую связку пощекотал. По дальнейшему разговору фон Вембахера стало ясно, что генерал к такому повороту готов: регби так регби.

Ночью хозяева предложили Анне раскладушку, а Конраду – напольный матрац. Но ни Анна, ни Конрад спать ещё не хотели.