Остров традиции
Шрифт:
Так Конрад едва дождался перерыва. Он чувствовал себя обманутым и не понимал воодушевления болельщиков "Добра", продолжавших гнать свою команду вперёд. Очень хотелось курить, но в ВИП-ложе это не допускалось, потому что его превосходительство был некурящий.
– Грустите?
– спросил Конрада фон Вембахер.
– А зря. После перерыва всё изменится, зуб даю.
И уткнулся в свою записную книжку. Вскоре начался второй тайм. И тут оказалось, что команда "Добро" не лыком шита. Медленно, но верно "добряки" перевели игру на половину поля "злыдней" и принялись топтать их по всему полю. Мощные "злыдни" вдруг начали отскакивать от соперников, словно резиновые, а то и спотыкаться
До Конрада окончательно дошло, что происходит. А тут ещё фон Вембахер, очевидно, считающий его полным профаном в спорте, наклонился к нему и стал объяснять и без того понятное:
– Это не соревнование, это ритуал. Добро обязано взять верх над Злом. Когда-то наш чемпионат страдал от "договорных матчей" - так крёстный решил их узаконить, сочтя, что предрешённый результат - тоже результат.
– Всё ясно, - ответил Конрад, тщетно стараясь переорать двадцать тысяч глоток.
– Это за границей играют честно, потому что игра - модель их жизни. А у нас игра - не более, чем игра, тогда как модель жизни - война.
Фон Вембахер кивнул и хотел сказать что-то ещё, но голос его утонул в ликующем хоре "белых" болельщиков: "Добро" вышло вперёд.
Конрад же думал, что, в сущности, игра по заранее написанному сценарию - очень даже в духе Традиции: так, в индейском лякроссе команда "живых" всегда побеждала команду "мёртвых", и лишь дундуки-европейцы попробовали привить ему дух "честного" соперничества.
– Вы правы. Едва кончится "матч", фанаты будут биться друг с другом уже не на жизнь, а на смерть, - расслышал он, наконец, слова фон Вембахера.
"Матч" подходил к концу, и то там, то здесь на трибунах уже вспыхивали потасовки. Конрад смотрел сквозь бронированное стекло и ждал, когда потасовка станет всеобщей, но тут услышал над самым ухом чей-то бархатный бас.
– Ну а теперь, господа хорошие, прошу ко мне в гостишки.
Пока бронированный кортеж двигался к загородной резиденции Фарнера, Конрад играл сам с собой в слова:
"Едва ли не к каждому сволочному слову можно подставить полупрефикс "зло-". В речевом узусе есть разве что "злоебучий" (у эстетов - "злопагубный"). А всё может быть "злом": "злолох", "злочмо", "зловолк", "злозаяц", "злокомпьютер", "злопринтер", "злодверь". ("Злоокно" - уже хуже. Видать, надо, чтобы с согласной начиналось). То же с другими частями речи: "злосидеть", "злосильный" (а уж "злослабый"-то!), "зловдруг"...
"Злологоцентрист" есть "гаплология". "Злогоцентрист" уж куда точнее.
Блин, надо остановиться. Засасывает...
Злочайники меня мало колебут, а вот злобуквы...
Притом злобздючие.
Полупрефикс "добро-" смотрится не так импозантно, но также весьма возможен, особенно с односложными существительными: "доброблядь", скажем... Или с трёх- и более -сложными: "добросиница", "добротелевизор"...
Роль приставки "добро-" выполняет приставка "благо-"!
"Благологоцентрист" - это что-то!
А как вам просто - "Благологос"?
Злачное месторожденьице!..
Приехали???
Если ты, читатель, добрался до этого места, то, безусловно, накопил к писавшему сие массу претензий. В частности - ни одной смены перспективы. Всё подаётся исключительно через призму Конрада
Увы, достолюбезный читатель, так надо. В смысле, так и задумано. Уж потерпи чуть-чуть - немного осталось. Хотя... чтобы живописать хоромы претендента в диктаторы, надо бы с точки зрения Конрада Мартинсена всё-таки съехать. Потому что вошёл он в обиталище Фарнера как во сне, и высидел два часа в полной отключке. Так что уж извини, читатель, описание экс- и интерьера генеральских хором в ближнем пригороде столицы читай у других авторов, более сведущих в фирменных лэйблах и трэйд-марках. Сочинитель же сего в них ничего не смыслит, как не смыслил и Конрад, весь вечер у генерала прогрустивший в уголке на мягком кресле.
Говорили же преимущественно генерал и Маргарита - она приехала сюда как к себе домой, минуя стадион. Вставляли реплики и Анна с фон Вембахером. О чём говорили - Конрад не помнит, потому что он внимал базару исключительно с той точки зрения, не будет ли какой зацепки для разгадки мучившей его тайны. Не было ни одной. Поэтому весь разговор можно свести к бесстрастной констатации: Маргарита фонтанировала, генерал острил. Да-да, он оказался до крайности светским человеком и разных бонмо и анекдотов в избытке ведал и ввернуть их всегда в нужном месте умел. Конрад, как субъект, невосприимчивый к юмору, ни одной его шутки не запомнил, а лишь в очередной раз убедился, что лицо, наделённое лидерскими качествами, особенно сменив официозный френч на домашний халат, отличается своеобразным обаянием и артистизмом, располагающим к нему тех, среди кого он должен лидировать. Мысль о том, что Страну Сволочей продолжит топить в крови и топтать в грязь отнюдь не тупой солдафон, а жизнелюбивый краснобай, где-то его даже согрела.
По идее, генерал в последний раз в жизни видел своего крестника и его жену (хотел бы, конечно, повидать и крестникова шурина, да тот, в силу подросткового максимализма, проманкировал встречей с символом ненавистного ему государства). Поэтому Конрад ждал долгого и слёзного прощания с рыданиями на плече друг у друга. Маргарита, возможно, готовила тот же самый сценарий. Но Фарнер сумел настолько позитивно зарядить гостей, что прощание вышло лёгким и неокончательным - как если бы фон Вембахеры вновь бы навестили его через недельку.
– Отто говорил, что у вас отняли жилплощадь в столице. Я уже распорядился, чтобы вам её вернули. С понедельника можете заселяться.
Конрад понял, что его превосходительство снизошёл до разговора лично с ним и стал благодарить, в то же время объясняя, что не планирует жить в родном городе, так как ничего хорошего в его памяти с ним не связано. Но это говорилось на такой громкости, что генерал вряд ли что-то воспринял - тем более, что Маргарита не к месту закричала "Ур-раа!"
Генерал ещё всучил Анне и Конраду деньги. "Для старта", - пробасил он.
При всей обезоруживающей обворожительности генерала была у него одна червоточина - очень уж ему нравилось выпячивать своё всемогущество, играть роль Господа Бога.
Но Конрад знал: генерал - не Бог. Так, боженька. Потому что не в его силах свершить то, что одному лишь Богу подвластно. А именно: сделать однажды бывшее небывшим. Почему-то именно в просторных генеральских апартаментах Конрад расвспоминался. Всё о том же. И генерал не мог ни выпустить из-под пальцев пятилетнего мальчика цветик-семицветик с семью изящными лепестками, ни заставить тридцатилетнего дылду достойно противостоять Андре Орёлику. Он даже "вычислить" этого Орёлика не смог бы - поэтому Конрад о своём вороге и не заикнулся.