Остров традиции
Шрифт:
Уважение к старшим по возрасту Понятиями не предусмотрено. Думаю, вот почему: Понятия регулируют жизнь воинов, а век воина короток. Кто много прожил, тот вряд ли воин. А кроме того, воин ценен репродуктивной способностью: погибнет, а семя своё всюду рассеет, так Л. Гумилёв про пассионариев писывал. А кто репродуцировать себя уже не способен, столь же лишён ценности, как неспособный убивать врагов и гибнуть всуе.
Воин ради войны отождествляет старость и слабость, и правильно делает. А слабое он уничтожает. Тинэйджеры из предместий стайками мутузят старушек, возвращающихся из продмага. Растущие
Наше общество молодо. И не только в силу средней продолжительности жизни. У него нет прошлого, оно живёт с чистого листа. Всё, что претендует называться прошлым, подлежит истреблению.
А я асоциальный элемент и как таковой подлежу истреблению - теперь ещё и в силу возраста.
Батюшка мой за бугром проявляет социальную активность: консолидирует родителей сволочноязычных психических инвалидов. На одно из сборищ был приглашён местный врач, всех неизгладимо впечатливший, ибо беззаветно верный заветам гуманизма. Мало того, что у этого врача у самого психическая дочь - так плюс они с женой удочерили ещё одну такую же. Но не в этом соль анекдота.
А в том, что в этом семействе есть ещё и третья девочка, младшая родная дочка. Она-то как раз "нормальная". Сейчас старшим сестрёнкам по девятнадцать, а ей - шестнадцать. Так вот: "нормальная" мучима жутким комплексом: почему она не такая, как сёстры? Какое моральное право она имеет быть "нормальной"?
Парадигматично.
Да устыдится сильный своей силы и умалится перед слабым.
Лишнее подтверждение того, что Запад усвоил уроки сволочной литературы.
Испокон веку высшим идеалом человека в Стране Сволочей был Праведник. Вот заноза-то.
Понятия - что дышло: куда повернёшь, то и вышло.
Если дом не строится с фундамента, попробуй с крыши.
Не боится тот, кто ни с чем страшным не сталкивался. Чтобы бояться поднести палец к огню, надо обжечься.
Не на том ли основано бесстрашие молодых?
А когда столкнёшься со страшным, обожжёшься, начинаешь бояться. Бояться - и преодолевать страх. Постоянно преодолевать. И вновь станешь бесстрашным. Ибо сталкивался со страшным слишком часто.
Самое страшное - собственная немощь. Надо накопить её вволю.
Боли нет, есть только страх.
Кто не надеется, тот не боится.
Кто не боится, тот свободен.
Заснул Конрад, как и прежде, под утро. С топором в руках - а заснул: видимо, события минувшего дня требовалось утопить в заполошном, бессвязном сновидении. Никто его сон не потревожил. По пробуждении светозарный полуденный луч ударил ему в глаза, и птичий гомон настроил его на позитивный лад.
Запахнувшись в шинель, он вышел в сад и впервые в жизни застал Анну в праздности. Она сидела на скамейке и нежилась в тёплых потоках. Она поприветствовала его, словно и не прощалась с ним давеча на веки вечные.
– Опять вы с вашим режимом...
"А. Клир - чемпионка по бадминтону", - мелькнуло сразу же в голове Конрада.
– Где?..
– только и нашёлся что сказать он.
– На лесном участке снег практически растаял. Конечно, лучше играть летом, но летом мне будет малость не до того.
Конрад пробормотал что-то вроде: "Ну в бадминтон я когда-то кое-как...", а Анна уже расчехлила ракетки и принялась с наслаждением чеканить воланчик. Было видно, что ракетка покорна её руке как смычок виолы, и Конрад закомплексовал. Впрочем, Анна отнюдь не собиралась играть на счёт. Правила были, в сущности, дворовые - как можно дольше удерживать воланчик в воздухе. И Конрад до поры до времени попадал по нему, только вот упарился сильно. Наконец, он не сумел достать снаряд, летящий на неудобной высоте, и тот упал к его ногам. Конрад с видимым трудом нагнулся, подкинул волан перед собой и вдарил по нему ракеткой сверху вниз. Он всегда так подавал.
– Стоп, Конрад. Кто же так подаёт?
– спросила Анна, парируя удар.
– А что не так?
– изумился Конрад, не успевая к волану.
– Снизу вверх и сбоку наискосок, - ответила Анна, подняла волан и показала, как надо.
– А-а... Сейчас, - сказал Конрад и чуть не получил воланом по лбу. Он обиженно поджал губы и с натугой поднял снаряд. Подкинул его и попробовал по-анниному поддеть ракеткой сбоку. Ракетка разрезала воздух, воланчик безжизненно упал. Конрад вновь нагнулся и повторил попытку. Ракетка смачно свистнула, но снаряд не задела. Конрад опять вынужден был поднимать его с земли и пытаться снова запулить по нему снизу. Результат был тот же. Анна подошла к Конраду, взяла его руку с ракеткой в свою, но та всё равно шваркнула мимо. Конрад вошёл в раж. Пыхтя и обливаясь потом, он снова и снова поднимал непослушный волан и молотил ракеткой по воздуху. Это продолжалось минут десять, и через десять минут у него пошли зелёные круги перед глазами, а воз был и ныне там.
– Да хватит вам, - сжалилась Анна.
– Подавайте как привыкли.
Но Конрада было не остановить. Он продолжал исступлённо лупить в белый свет как в копеечку. В конце концов, Анне пришлось силой (а сила в ней оказалась недюжинная) отбирать у Конрада ракетку - ради сохранности этой самой ракетки.
Ни говоря ни слова, горе-бадминтонист уполз к себе в каморку и, обессиленный, рухнул на диван. Дыша как паровоз и мало что видя из-за застящего глаза пота, он стиснул в руке топорище и с удвоенной энергией принялся ждать ареста. Но и в этот день его так никто и не арестовал.
Тогда, ближе к ночи, несколько присмирев, он опять начал навигацию касательно стенодробительного и смертоубийственного порошка. Многие химические термины были ему в новинку, но он тут же посещал сайты, дававшие необходимые разъяснения. Интернет знал всё. И Конрад тоже - хотел всё знать.
Узнал, например, что заинтересовавший его порошок в кустарных условиях получить почти невозможно, но зато с ослаблением контроля за боеприпасами его можно приобрести на чёрном рынке. За сколько - не говорилось. К большому сожалению.