Остров традиции
Шрифт:
– Куда это вы клоните, Профессор?
– Опять делирий симулируешь, сын? Напомню: у меня ведь ещё и дочь. Это уж без оговорок - моя кровинка, моё произведение. Всё моё богатство и наследство. И я не имею права безмятежно отойти в царство Аида, пока не буду спокоен за её будущее. Ты понимаешь, что её здесь ждёт, а?
– Ваша дочь - самостоятельный и сильный человек...
– Каз-зёл! Дубина стоеросовая! Она же по земле-то не ходит! Она же кутёнок беспомощный! Она таких дров наломает со своей самостоятельностью... И потому - слушай мою последнюю волю: поручаю тебе заботу о моей дочери. Отныне ты целиком несёшь
– Не до конца...
– Конрад, не глядя на Профессора, скрестив руки на груди расхаживал по комнате.
– Скажите пожалуйста... мм... а с ней-то вы такой вариант обсуждали? Как она-то смотрит на... мм... эвакуацию? Как относится к назначению опекуна над собой? Нет ли возражений по персональной кандидатуре?
– Я с тобой тет-а-тет говорю. Конфиденциально. По-мужски. Поговорю и с ней, будь покоен. Но снять возражения по твоей кандидатуре должен только ты сам.
– Не знаю, кому я чего должен... Вы всё же неисправимый утопист, Профессор.
– А ты - неисправимый слюнтяй!
– Изощряйтесь в ласкательных прозвищах сколько угодно, на взгляды вашей дочери это не повлияет. О чём вы, господи? Она же меня вообще... Бляха-муха, у неё на меня самая адекватная реакция - брезгливое презрение!
– Она, моя дочка, небрезглива. Но если кто добровольно записался говном - да, адекватно реагирует. Так покажи ей, кто ты на самом деле! И всё, что имеешь... внутреннее сокровище своё - отдай ей...
Конрад поспешно схватил свою голову, будто та падала, и, склонившись к самому уху Профессора, взвыл:
– Гражданин хороший!.. Я устал повторять... я не знаю, что это за сокровище... Я не знаю, кто я... где я... что я... могу отдать... я...
– Японский бог!.. Вот она, гниль интеллигентская!.. Кругом - мир рушится, пора себя напрочь забыть - нет, всё рефлексиями балуется... на руинах... Вместо чтоб рубануть по-мужски: вот моя рука, обопрись и не бойся!..
– Ну тоже мне... нашли мужика!..
Конрад не сел - рухнул на спасительный стул. Те!
– у Профессора участилась вибрация внутренней струны, и струна вдруг выдала неверный, дребезжащий тон:
– Господи... Что же будет с моей дочерью?.. На кого мне оставить её, Господи... А я-то хотел такому... говну... такому говну... Ну-ка ты, срань ебучая... ты ещё здесь... иди ты на...
Профессор побагровел, жилы на его лице вздулись, и вдруг он резко упал на подушку, захрипел, зашёлся в судороге, струйка мутной жидкости потекла у него изо рта... Конрад понял, что стряслось непоправимое.
– Врача! Врача!
– вопил Конрад, громко топая по ступенькам.
– Я этого не хотел! Нет! Нет! Я не виноват! Нет, я виноват!.. Нет...
Навстречу ему спешила Анна с сотовым телефоном - подарком Поручика - в руке. Она ворвалась в комнату отца и закрылась в ней. Конрад остался один, курить сигарету за сигаретой.
Через какой-нибудь час примчался Поручик на гончем гнедом мотоцикле, и вместе с ним прибыла усталая пожилая врачиха.
Всю ночь он не спал. Он не заметил, куда и когда девались Поручик с врачихой. Лишь только злосмрадным душком потихоньку полнился дом. Профессор Клир распространял трупный запах, не заслужив быть причисленным к лику святых.
Наутро Конрад всё же покинул свою келью, и его глазам открылось приметное зрелище: бравые молодцы в форме Органов Безопасности бережно поднимали на руки гроб с телом своего заклятого врага. Мокрый снег садился на непокрытые головы присутствующих, пронизывающий ветер трепал полы их одежды.
– Вам помочь, молодые люди?
– спросил Конрад. Как будто и не спросил.
Поручик отсутствовал. Неотложные дела, очевидно. Погрузкой руководил невзрачный, немолодой человек в штатском, которого называли "господин подполковник". Отто фон Вембахер.
Он прирулил сюда на своей машине, поставив рекорд оперативности - прошли всего сутки, как ему позвонили из этой глубинки, тысяча вёрст от столицы. Он вошёл на Остров, как входит в операционную хирург с тридцатилетним стажем. Конрад думал: удивительно, как Анна верит, что это и есть тот самый фон Вембахер, муж её подруги, а тем более - что он приехал затем, чтобы оказать благодеяние.
Сам Конрад не верил и не не верил. Его волновало другое. Между тем, подполковник ни на шаг не отходил от Анны, держал её под руку, то и дело что-то успокоительно ей втолковывал.
Конрад наблюдал это издали и не слышал слов фон Вембахера. А он, может быть, отвечал на вопрос Анны:
– А что, эти люди - поедут с нами?
– Нет, этих людей прикомандировал ваш друг поручик Петцольд ... Но я вооружён и не боюсь никого.
А фон Вембахер, наверное, спрашивал Анну:
– Как вы переносите долгую езду на автомобиле?
– Я переношу всё, - был ответ, наверное.
Возможно, они обсуждали также средства временного бальзамирования тела Профессора. По крайней мере, они возились с какими-то пузырьками, с благовониями и умащиваниями. Машина фон Вембахера, по-любому, статью и фактурой напоминала танк; уж как-нибудь можно было разделить ложе с покойником. Но спроси Конрада - каковы интерьер и внутреннее устройство этой машины - он не смог бы ответить. Он никогда в жизни не ездил на джипе. Только на БМП, разве что. И шанс получше присмотреться к джипу упускал. Да, он стоял и мёрз так, чтобы всё видеть и быть всем видным, но в зоне видимости ничего не замечал. Он всё ждал, что кто-то подойдёт к нему и скажет: "Всё, мотай отсюда" или - что очень вряд ли - отдаст приказания по содержанию дома Клиров в чистоте и порядке, но ни одна живая душа его не замечала. И только когда фон Вембахер натянул на голову башлык, а Анна застегнула последнюю пуговицу, когда бравые молодцы попарно вышли за калитку и завели там свою машину, испуганный Конрад сам едва ли не подбежал к авто фон Вембахера.