Остров традиции

Гладилин Никита Валерьевич

Конрад зааплодировал:

– Браво! Бесподобно! Пара магических заклинаний, мгновенное чудесное исцеление, а затем - добросовестная чистка постиндустриальных клоак, зато с духовной родиной в сердце!..

– Японский бог... Вот оно, ваше поколение, сплошные... как это у вас... стебуны?.. Может, дослушаете всё-таки? Вряд ли я предложу вам по гроб жизни говно месить. Ваше отношение к Обществу Потребления я вполне понимаю и разделяю. Но дорогой мой, кто вас заставляет там - потреблять? Я призываю вас - созидать. Напрасно вы думаете, что сокровище, которое вы спасёте от вандалов - вот то самое, внутри вас - никому не нужно. Да, согласен с вами насчёт сволочной диаспоры - девяносто процентов гансы, не помнящие родства. Но чёрт возьми...
–

(Ну, наконец-то и чёрта вспомнил...)

– ...теплится же ещё, не погас священный огонёк великой традиции. В конце концов не обанкротилось ещё издательство "Гамаюн", ещё не распущен Сволочной Христианский Фонд, ещё пока... Берингер назовёт Вам сотни адресов... Так поспособствуйте раздуванию этого огня!.. Неужели вы допустите, чтобы Шампольоны грядущих веков с нуля расшифровывали нашу письменность? А будущие Шлиманы - методом научного тыка шарили в останках наших древних городов?.. Этому, к счастью, не бывать. Найдутся люди, которые посвятят жизнь возведению

Нового Акрополя сволочной куль...

– Вы хотели сказать - Некрополя? Некрофилия - не мой профиль.

– Стебун хренов! Грошовый фигляр! Кес ке се - некрофилия? Вы знаете, что потомки сектантов, бежавших в страну Оз за двести лет до Катаклизма, и по сей день сберегли все обычаи, во многом даже - уклад жизни берендеевских времён? Три столетия живут старинные песни и обряды, три столетия чтят славных предков и благоговеют перед потемневшими образ'aми. Хотя в каждом доме - "Тойота" и персональный компьютер. Скажете - реликт, изолят?.. Ой, да в десятках стран открыты школы с преподаванием на старосволочном языке!.. Десятки институтов сволочистики!.. Так кто вам мешает учить родному языку эмигрантский молодняк?.. Давать детишкам наших классиков в подлинниках, а не в либретто и дайджестах? И только ли эмигрантским? Интерес ко всему сволочному не спадает несмотря ни на что. Речь не о расписных матрёшках и разудалых переплясах. Фокус вот в чём: рацион одномерного человека - не сбалансирован. Переедание вредно для организма. И всё больше граждан техноцивилизации чувствуют недомогание, ищут подходящую диету. Всё яснее диагноз - духовный вакуум, эмоциональное голодание, неподлинное существование. Нарождающийся суперэтнос охвачен страшенной экзистенциальной фрустрацией. Поэтому он поворачивается лицом к истокам, воскрешает ценностную иерархию прежних времён, причём поиски ответа на животрепещущие вопросы затрагивают все без исключения традиции. Кто сейчас ходит в секс-шопы, кроме чёрно-жёлтых гастарбайтеров? Кто торчит в казино, кроме усталых от жизни пенсионеров? Зато переполнены концертные залы и музеи. Зато вовсю цветёт ренессанс вроде бы старомодных нравственных устоев. Любая культурная инициатива не знает отбоя от меценатов и спонсоров - тоже многозначительный симптом. Если заложники посттоталитарного общества окончательно заблудились, утратили нравственные ориентиры вместе с верой в спасение, то в постиндустриальном обществе... созданы нормальные условия для неспешных целенаправленных поисков истины, для духовной самореализации каж-до-го. И я верю: будет осуществлён прорыв нового этноса к подлинному существованию. Произойдёт синтез достижений техноцентрического рацио с опытом вечности. Верю: грядёт великая революция духа! Прежние революции несли в себе отрицание и нетерпимость; лозунг сегодняшнего дня - экуменизм, сближение великих и малых традиций, признание заслуг всех существующих и исчезнувших этносов перед человечеством. И никогда не будет забыто, какой колоссальный вклад мы, сволочи, внесли в строительство общемирового храма...

Из-под прижатых к лицу Конрада ладоней в продолжение этих лжепророческих речей брызгали во все щели неудержимые смешки, и едва Конрад отнял ладони, откровенный буйнопомешанный ржач разлетелся во все стороны.

– Ха-ха!.. Итак - даёшь пятый Рим аж на Марсе!.. Даёшь новую вавилонскую башню!.. А меня, значит, ха-ха... прорабом!..

– Вы думайте, прежде чем что-то ляпнуть!.. Причём тут вавилонская башня?.. Это вот в нашем государстве кучка параноиков вознамерилась выстроить вавилонскую башню, и мы сейчас с вами сотрясаем воздух на её руинах. Я-то вам толкую - о хра-ме! И насчёт прораба - это вы размахнулись... Я на ваш счёт не обольщаюсь, знаю ведь - силёнки скромные. Но простой каменщик, понимаете ли, тоже не хухры-мухры. А положить своими руками хоть пару кирпичей - вам по силам. Про педагогику я уже говорил. Это вам не учительство в сволочной школе, где у детей никакой мотивации учиться, а у преподавателя никакой мотивации учить... Потом: вы же ещё и толмач! Не надо, не надо, наизусть знаю, какого вы мнения о сием ремесле, но копните поглубже, мать вашу... Кто такой переводчик? Посредник между культурами, менталитетами, системами ценностей... Наиблагороднейшая миссия! Хочу вам напомнить: крест - не проклятье, крест надо нести с радостью!.. Вспомните сумасшедшего, который надписывал опавшие листья! В любые "кризисные дни" такие чудаки отыщутся, так что я за "порядок бытия" спокоен. И ораторствую тут исключительно ради вас!! И о вас.

Профессор захлёбывался. Острый кадык его ходил вверх-вниз как захваченный бурей корвет. Голова с большими залысинами запуталась в авоське красно-синих жил. Пульсация кипящих гейзеров угадывалась под тонкой кожей на мокрых висках.

– Низкий вам поклон, Профессор, это моя самая любимая тема, - прошептал Конрад. Эмоции из него выплеснулись, и он стал похож на лопнувший воздушный шарик.

Затихал и Профессор. Ярость библейского пророка-трибуна на глазах трансформировалась в кротость безмятежного созерцателя-бодисаттвы:

– В общем, разрешите пожелать вам... вслед за древними... силы - изменить то, что можно изменить, мужества - примириться с тем, чего изменить нельзя... и мудрости - отличать одно от другого.

Несомненно: всё сказал престарелый Чингачгук. Сказал и ушёл в себя. Ещё надо отладить дыхание и восстановить пульс. Это ясно. Не менее ясно, что тебе, Конрад, делать надо: расшаркаться и с глаз профессорских долой. А заодно из сердца вон.

Но непреодолимо магнитное притяжение продавленного стула...

И - дабы сохранить хорошую мину - приосанился Конрад, тщательно прокашлялся и, используя низкую резистентность выложившегося наставителя своего, запел заветную песнь:

– Эх, профессор-профессор... Уж коль скоро вы вплотную заинтересовались моей сомнительной личностью, позвольте мне открыть последнюю карту... Вообще-то она давно открыта, да вы всё не замечаете... или не хотите замечать, идеалист-альтруист!.. Неужели вы до сих пор не раскусили, почему именно я, мифотворец похлеще прочих, так рьяно цеплялся за миф о традиции? Сколько раз спрашивал себя: на кой тебе хрен, Конрад, пр'oклятое Отечество с его традициями-литературами-культурами-нравственностями-богоискательствами? Весь стандартный интеллигентский набор? Сам-то скот скотом, рукоблуд и чревоугодник. Под "Дайер стрэйтс" тащишься, под Моцарта засыпаешь. Обожаешь концептуальный стёб, а в Малларме не врубаешься. "Сволочной спорт" читаешь взахлёб, а Гегеля с одной мыслью: "Блин, когда ж эта мутота кончится". И всё же зачем-то ставишь Моцарта, открываешь Малларме, грызёшь Гегеля. Ещё один удивительный нюанс: из стандартного интеллигентского набора

тебя больше всего влекло то, что для твоих интеллигентских сверстников - анахронизм, и прямого касательства к традиции не имеет. То есть: интерес к политике и политической истории, жажда общественных преобразований вкупе с моветонной страстью метать бисер перед свиньями - речь о пропагандистски-просветительских замашках. Уж это-то тебе зачем? Какого рожна каждодневно травмируешь свою беззащитную психику газетными разоблачениями и книжными обличениями? Что тебя так скребут окружающие мерзопакости-несправедливости-беззакония, которые ни для кого не тайна, и ведь ничего - живут люди, с ума не сходят, словно и не замечают ничего, закованные в броню здорового пофигизма. А раз уж тебя вся эта погребень так патологически скребёт, то что за непонятные мазохистские импульсы толкают тебя вновь и вновь то к газетному ящику, то к книжному шкафу? Тоже р-революционер нашёлся! Мент косо посмотрел - душа в пятки... Девушка отсос дала - истерика... Да, вот ещё любопытный парадокс: иностранные языки даются относительно легко - нет, поди ж ты, родное говно вкуснее пахнет... И знаете - давным-давно просёк я, в чём дело. Лет ещё в двадцать просёк... Просёк - и испугался. А испугавшись - давай обманывать себя дальше. Пытался забыть, что это самообман. Ну а жизнь... жизнь напоминала снова и снова... В общем, так: меня... только я сам интересовал, моё собственное благополучие, а общество с его проблемами - лишь постольку, поскольку мне в этом обществе жить. Чтобы мне, бездарному, трусливому хиляку... ничего не угрожало! Чтобы меня не били ногами... Чтобы не посылали на три буквы... Чтобы со мной водились... Чтобы было с кем поболтать об отвлечённой ерунде... Когда (мне было четырнадцать) передо мной встала в полный рост задача социализации, висел железный занавес, выбора не было: данный социум, что бы ты о нём ни думал - твоя судьба, и надо учиться жить - по правилам этого социума. Поздно взялся я за учёбу, безнадёжно поздно. И всё же самому элементарному кое-как выучился. В очередях толкаться. В трамваях ругаться. Вызубрил, почём батон хлеба и что такое "дать на лапу"... Самые-самые азы усвоил, с превеликим трудом... уйму сил потратил. И вдруг - хлоп - железный занавес пал. Но чтобы переучиваться, приспособиться к новому, пусть совершеннейшему образу жизни, пороху не осталось - весь истрачен на адаптацию к здешнему образу жизни. Значит, по-прежнему нет альтернативы - здесь мне и куковать. Отсюда - мой твердолобый патриотизм. "Здесь" я хоть как-то могу. Правда "хоть как-то" - всё равно невыносимо. И тогда хочется, чтобы "здесь" лучше стало. Отсюда - моя тяга к общественным наукам. "Лучше" - в смысле "мне удобнее". Хочется, понимаете, удобно устроиться среди людей, да люди какие-то не такие, как хотелось бы - грубые, злые, а если не злые, то говорят всё время о непонятных предметах: кто о дублёнках, кто о дебошах... Откуда они взялись такие, мне не подходящие? Понятно откуда - общественный строй их сделал такими. Отсюда - мой интерес к истории, заметьте - почти исключительно к недавней. Итак, я хотел исправить общественный строй, чтобы сделать людей такими, какие мне нужны. Отсюда - моё проповедничество, в студенческие годы всех на бой за свободу за яйца тянул... Я был одержим наипоганейшим дьяволом - по классификации Льва Толстого - "дьяволом исправления людей". А какими я хотел их сделать? А такими, как в знаменитых книжках - праздными демагогами с тонкой душевной организацией, что всё маются, мучимы мировым злом, да о высоких материях талдычат. Ну прямо как я. А чегой-то я вообще книжки читал? Чего умные разговоры слушал? Ведь это же - традиция как таковая... И вот последняя разгадка: где ж мне было ещё такую лафу найти? Уют, комфорт! Куда ни плюнь - Истина, Добро, Красота... Отсюда, кстати - моё культуртрегерство. Что ж... умный, по Бернарду Шоу, себя к миру приспосабливает, а дурак - наоборот норовит. И я, дурак, хотел, да, к счастью, всеобъемлющее фиаско потерпел. Ибо супердурак. По-нашенски - мудак. Вот вам Конрад Мартинсен демифологизированный, нагишом. Вот кому вы желаете вверить культурное наследие великой империи. Наденьте очки, Профессор! Или не стыдно вам перед своим учеником Берингером? Да он за такого протеже так вас обложит - обыкаетесь, а если к тому времени вас ангелы призовут - в гробу изворочаетесь.

Комнату заволакивали сумерки. Полубезумным торжеством мерцало полумертвецкое лицо Конрада. И он всё сказал.

И Профессор, едва вникавший в суть монолога, не предусмотренного сценарием, почувствовал, что предстоит новый бой. Бой с полупризраком, вытеснившим лучшую половину из сидящего напротив Конрада Мартинсена, ныне получеловека. Жестокий бой, требующий сверхнапряженья.

Время и болезни сточили стальной стержень личности Иоганнеса Клира, он был теперь не толще гитарной струны. И Профессор подтянул струну до критического максимума и сам вытянувшись в струну, вибрируя всем телом, гипнотизируя бестелесного врага стальным взглядом, сквозь сжатые зубы выпустил на него своё верное воинство - слова.

– Я согласен, парень, ты мерзейший из всех мифотворцев. И твой фундаментальный миф - о том, что ты говно. Вот только этот копеечный миф ты всхолил и взлелеял, и он-то для тебя самый что ни на есть уютный и удобный. Освобождает от всякой ответственности. От необходимости прилагать усилия. Лежишь себе на диване и всё валишь на свою онтологическую говённость. "А что я могу поделать, говно ведь... Задуман как говно, исполнен как говно, и миссия моя - быть говном, значит, имею полное право не двигаться с места, не то вонь распространится дальше". Крепко убедил ты себя и при малейшей неудаче радовался: ну что я говорил!
– говно и есть. Нравилось говном быть. Взятки гладки - несчастная жертва творенья. Несокрушимая у тебя логика, братец. Говённая. На хера тебе Общество Потребления - ты и здесь вовсю потребляешь, прикрываясь самокритикой. Самобичевание, как известно, - лучший вид саморекламы... Ну и сиди по уши в говне, пока, наконец, не утонешь! Ты погляди на себя - заживо в гроб залез и ещё рисуется! Да я, мешок с костями... в миллион раз живее тебя!..

– Не оригинально, Профессор.

– Не претендую на оригинальность. Да тебе хоть кол на голове теши! Свой восковой мифчик ни на что не променяешь.

Внезапно Конрад почувствовал, что электромагнитный стул превратился в обыкновенный, кривоногий и скрипучий. Без труда отклеившись от сиденья, поддерживая всё ту же улыбчивую хорошую мину, он побрёл к двери.

И Профессор подумал, что почти победил.

– Ладно, - окликнул он Конрада.
– Слушай сюда, неблагодарный отпрыск. Сыновья бывают разные - нелюбимые, блудные, какие угодно, а всё ж сыновья. И я от тебя так просто не отрекусь. Раз не внемлешь моим наставленьям, даю последнюю подсказку. Что может вернуть мужику иссякшие силы, что безотказно делает мужика мужиком, а?.. Слабая женщина рядом, уж поверь мне!