Остров традиции
Шрифт:
Конрад обращает свой взор к потолку - может, там кадры из другого фильма?
Там - ничего особенного. Белый квадрат с грязными проплешинами. На диво хитрожопую сеть сплёл вокруг абажура живучий паук. Немощная лампочка светит тускло, но даже от слабого света болят близорукие глаза. Жаль, интересно бы изучить сеть трещин на потолке.
Каспар Хаузер, взращённый в темнице, невыносимо страдал от обыкновенного дневного света... Закрыть бы глаза, да Конрад боится закрыть глаза. Он всегда начеку.
Каспар
Люди же вокруг, независимо от своего словарного запаса имели дело именно с понятиями. Им были ведомы свойства предметов, понятны души вещей, назначения "фигулин" и "хреновин". Конрад собрал коллекцию мёртвых, засушенных наименований - другие наблюдали, осязали, вникали в суть живых феноменов. Они смотрели на витрины магазинов, Конрад - на вывески. Они смотрели комедии с мордобоем и поцелуями - Конрад читал киноафиши. Они играли в футбол - Конрад штудировал турнирные таблицы. В зоопарке Конрад смотрел на визитную карточку: отряд хищные, семейство кошачьи - остальные наблюдали хищно-кошачьи повадки. Любимым чтивом Конрада были словари и энциклопедии, особенно жирный шрифт; окружающие в массе своей вообще не открывали книг - зато ежесекундно открывали для себя мир, купаясь в океане подлинной жизни.
И потому знали: какие бывают марки стереосистем, на сколько ватт рассчитаны чьи динамики, какие грибы урождаются в июле, какие - в сентябре, почём комнаты для "дикарей" на южных курортах, как правильно крыть крышу шифером и циклевать пол, как разговаривать с алчными хамами-таксистами, на какую наживку клюёт окунь, откуда берутся полосы на телеэкране, в чём преимущество "Пежо" перед "Рено", что помогает от мигрени, а что от изжоги, когда снимать на плёнку "250" и когда на "65", где достать запчасти к мотоциклам и до фига всего прочего.
Интересно вот что: никто не мог поверить в то, что Конрад ничего этого не знает, а потому и просвещать не торопились.
Да и сам Конрад не очень-то стремился всё это знать. Он избрал другой путь: всё-таки, заваленные всей этой второстепенной информацией, люди упускают что-то главное. "Наверное, главное - в тех самых книгах, которые я знаю лишь по названиям". И Конрад стал книги не листать, а читать.
И вот узнал Конрад, куда и зачем пошёл Вильгельм Завоеватель, сколько жён было у Солженицера, как настоящее имя Новалиса, за что сидел в кутузке Оскар Уайльд, что ответил Емельке Пугачёву гордый астроном, которого
Но кому всё это нужно? Они же все умерли - Вильгельм Завоеватель, Оскар Уайльд, Новалис... какого рожна перемалывать их истлевшие косточки? Солженицер, правда, жив, но говорить о нём не по кайфу: ГУЛАГ, раковый корпус, бррр...
Медленно и мучительно входил Конрад в мир понятий. Узнал, скажем, что "штаны" делятся на "джинсы" и "брюки". Но вот джинсы Super Rifle от пошехонского самострока по-прежнему не отличал. Правда, различал автомобиль "Мерседес" и драндулет "Жопорожец", но номера моделей... полный пасс. Как говорят лингвисты, застрял на гиперонимах, а в гипонимах ни бум-бум. Гипероним "часы" он отождествлял с определённым предметом, но что гипоним "Слава", что гипоним "Сейко"... всё едино.
Воспоминание 6 (5 лет от роду). Конрад подхалтуривает на курсах языков. Без часов - как без рук. Он берёт напрокат часы у симпатичной лаборантки. Оттарабанив урок, уходит домой, по рассеянности прихватив с собой ключ от кабинета.
Ах ты чёрт... Завтра с утра все хватятся... Невыспанный, он наутро мчится отдавать ключ. Состроив хорошую мину (уж очень плохая игра), с порога возглашает:
– У вас ничего не пропадало?
– Не знаю, что там пропадало, а вот часы мои вы разбили, - рычит нахохленная симпатюшка.
(Значит, вчера, объясняя безмозглым тупицам тонкости плюсквамперфекта, в приступе энтузиазма хватил часами об стол...) Игра настолько плоха, что хорошая мина сходит с лица. Сдавленное лопотание: "П-простите, Эвхен, я... к-конечно... отнесу в ремонт..."
Потом Конрад идёт на основную работу, убитый горем, плачется в курилке коллегам. Его спрашивают:
– А хорошие часы-то?
– А я не знаю...
– Да ты дурачка-то не строй...
"Я не строю. Я и есть дурачок".
Видишь, Конрад, чёртик побежал? Такой юркий, шустрый, деловитый? От умывальника к плите?
Конраду кажется, что это таракан. У бедняги плохо с воображением. Они же все перемёрли-перемёрзли! Нешто, спасся кто под сенью калорифера?
– Постой, рыжая жопа. Побазарим, - робко предлагает Конрад.
Таракан нехотя останавливается, нервно шевелит усами. Он же по делам спешит, к врачу, может быть, а тут всякие с разговорами... О чём с этим уродом говорить?
– Ну о возвышенном, как обычно, о возвышенном... Об афазии-абулии, о полтергейстах, о coitus interruptus...
Конрад увлечён беседой... Связные сложносочинённые предложения постепенно разлагаются на отдельные составляющие члены, звуки и призвуки. Какая-то получается психоделя.
– Ты говоришь, - устало цедит Конрад сквозь неразгрызанный сухарь, - говоришь... ты казёл, вааще... М-мее... Убивать их надо, чучмеков этих... тяпкой. Так вот: тяп! А ты мне тут... Каз-зёл! Кстати, ты не слыхал?.. Скоро собак в партию принимать будут...
Его собеседник высоко задирает ус, демонстрируя изумление и сомнение.