Остров великанов (с илл.)
Шрифт:
Наконец, обыскав весь стол и ничего не найдя, он тяжело поворачивается к Ребане.
— Проклятье! Где же он? Ты, ведьма, если ты сейчас же не найдешь пистолет, клянусь, тебе не поздоровится! Разбуди своего щенка! Этот стервец давно уже шныряет у моих дверей. Пистолет именной, если он попадет в чужие руки, ты понимаешь, чем это пахнет? Ты понимаешь? хрипит он, тучей надвигаясь на Ребане и сверля ее неподвижными зелеными глазами.
— Опомнись! Не забывай, с кем разговариваешь! Твой пистолет никуда не денется. — Ребане властным жестом усаживает его в кресло. Займемся делом, любезный друг, — продолжает она. — Меня беспокоит капитан Карм. Нужно следить за ним. Этот идиот Виллем только напортил дело.
— Письмо Тоомаса
— Да, два дня назад.
— Не беспокойся, Виллем сумеет обработать Карма. Они родственники… Впрочем, Карма нужно прикончить, как только дело будет сделано. Когда встреча?
В ответ на угрюмый вопросительный взгляд майора Ребане торжественно произнесла:
— Об этом знает только "Человек с Белого корабля"!
Глава 23. ЧЕРНЫЙ КАПИТАН
Вялиская Марет, женщина богатырского сложения, про которую в Тормикюла поговаривали, будто она не уступит своему великану-мужу ни ростом, ни величиной кулака, — еще никогда не была так огорчена, как сегодня.
Подавая Мадису во время завтрака на стол деревянную пивную кружку с узорчатой резьбой, она с возмущением говорила:
— Старый чурбан! Ну, что ты молчишь? Или тебе уши песком засыпало? Сотворил же бог колоду бесчувственную!.. Это был Виллем, пастор Виллем. Я видела его собственными глазами.
Мадис и бровью не повел. Рыбак всецело был поглощен пивом домашнего производства и, казалось, вовсе не слышал голоса супруги. Марет махнула рукой и унесла бочонок с пивом на кухню.
Со времени оккупации пастор ни разу не был в Тормикюла. Тормикюласцы недолюбливали его за то, что он прислуживал немцам, и пастор побаивался показываться в этой деревне.
Вот почему Мадис так недоверчиво воспринял сообщение жены, будто сегодня на рассвете она видела пастора на хуторе капитана Карма.
— Приснилось вредной старухе, не иначе — приснилось! — ворчал он. Хорошо зная воинственный характер жены, рыбак не решался, однако, высказать свои соображения погромче. — Вишь ты, как расходилась, словно муха ее укусила! Только нет же, Виллема даже сатана кочергой сюда не пригонит…
— А я говорю, Виллем был! — Услышав ворчание мужа, Марет заглянула в комнату и сделала еще одну попытку убедить его. — Я сразу его узнала. Когда убили Волли Таммеорга, он тоже приходил, помнишь?
Нет, нет, она больше слова не скажет этому бесчувственному человеку! Лучше говорить со стенкой, чем с ним! К такому заключению пришла Марет, когда увидела, что невозмутимый рыбак, кряхтя, уселся возле печи на срубленный пень и, вытащив из-за пояса нож, принялся не спеша строгать свои проклятые фигурки, ибо, по его разумению, что же еще старому рыбаку делать, как не коротать время у очага, когда за окном с самого утра воет вьюга.
Так и не придя к согласию с мужем, Марет накинула на плечи большой шерстяной платок и, покинув дом, решительно пустилась отыскивать в снежной пурге соседский хутор Пеэтри. Удивительная новость не давала ей покоя. Чтобы облегчить душу, она, как это принято между добропорядочными соседками, поспешила к Терезе Таммеорг.
Сильный норд-ост, словно пух из вспоротой перины, потрошил и гнал по берегу моря тучи взметнувшихся снежинок. Слышалось тяжелое шлепанье волн. Море, рассерженное и ворчливое, было совсем близко.
Закутавшись до самых глаз, Марет направилась
"Так и есть — воет, — с тоской подумала она, — мерзкая псина! Теперь непременно быть беде. Все приметы к тому…"
Изогнутые, закаленные ветрами смолистые сосны укрывают хутор Пеэтри от морских бурь. Дом стоит на самом берегу. Почерневший от времени, он, как валун, вгрызся в скудную, каменистую землю. Неподалеку от него, ближе к Черной горе, прячется в деревьях высокий особняк с наглухо заколоченными ставнями. Здесь одиноко живет нелюдимый старик Карм.
С опаской оглядываясь на мрачный капитанский дом, о хозяине которого в Тормикюла ходили самые противоречивые слухи, рыбачка, насколько позволяли ей тяжелые сапоги мужа, прибавила шагу.
Ильмар топил печь. Тереза, как обычно, сидела с вязанием у окна. По просьбе сына она вспоминала все подробности тревожной ноябрьской ночи.
— В ту ночь, когда отец ушел из дому, и поседела я, сынок. Ты лежал весь в жару, хрипел уже. Поди, с утра не приходил в себя. Думала, уж не жилец больше… Марет у твоей кроватки молится, а в горнице отец как убитый ходит, заглянет к тебе и опять ходит. Твердый был человек, не хотел слезу показать. Все проклинал немца-лекаря. Как ни просили, не пришел немец. Тревога как раз случилась. Русский самолет сбили. Летчик с парашютом над Тормикюла выпрыгнул. А тут еще к нам пастора черт принес. Как черный ворон прилетел, добычу, видать, почуял. Отец выгнать хотел, да рукой махнул. После немцы к нам прибежали, весь хутор обшарили, нет ли летчика. Только немцы за дверь, гляжу — Оскар пришел, лесник наш. "Выручай, — говорит, — Волли", — и увел отца в коридор. Слышу, за стеной разговаривают. "Русский летчик… на лодке… через пролив…" — Тереза вытерла набежавшие на глаза слезы. — Поцеловал тебя отец, а мне сказал: "Ну, прощай, мать! Если что, береги сына. Человека из него сделай". Так и ушли они с Оскаром. Следом и пастор поднялся. Не вернулся больше Волли под родной кров, — прошептала Тереза, — оставил нас с тобой сиротами. Потом уж от людей слышала, будто в штабе "Омакайтсе" об отце разговор был. Курт у них там за начальника считался. Он у капитана Карма на квартире стоял. Все в немецкой форме расхаживал. Ходила я к нему, спрашивала. Выгнал, как собаку, вышвырнул. Так и не узнала я тогда, кто Вольдемара убил…
Тусклые спицы дрожали в руках Терезы. Ильмар сидел бледный, ни словом не перебивая мать.
— И Оскара больше не видела, — прошептала Тереза. — Расстреляли его немцы за то, что с партизанами дело имел.
— Их предали, мама! Это капитан Карм рассказал Курту, что отец ушел спасать русского летчика.
— Что ты, сынок! — испугалась Тереза. — Капитан Карм честный человек, он уважал Вольдемара.
— Все равно, он предал. Я теперь все знаю, — упрямо сказал Ильмар.
Ничего не понимающая Тереза с грустью заглянула в глаза сына.
— Карм честный человек, — повторила она. — Что ты можешь знать, глупый! Вольдемар к нему в гости ходил. Никого старый видеть не хотел, только твоего отца к себе звал… После той ночи Карм пропал куда-то, — задумчиво добавила Тереза. — Что уж там вышло, не знаю, только выкинул он вещи Курта за дверь, заколотил дом и ушел. Вернулся после войны…
Ильмар не спускал глаз с горящих поленьев. Воображение мальчика рисовало ему там, среди огненных волн, маленькую лодку отца, который, не испугавшись шторма, переправил через пролив незнакомого русского летчика. А здесь, на берегу, неистово мечутся немцы с собаками. Среди них, трусливо вытягивая узкую голову, пляшет страшная черная птица с окровавленными крыльями. Это Карм! Он показывает Курту на возвращающуюся лодку отца. С треском взметнулся сноп искр… Нет, это не искры — тысячи раскаленных пуль обрушились со всех сторон на отважного рыбака. В страхе бьется на берегу черно-красная птица.