Остров великанов (с илл.)
Шрифт:
Ильмар зло посмотрел на Ури.
— Вот что, — еле сдерживая себя, проговорил он, — сегодня после обеда мы с дядей Мадисом в Кивиранна едем, а вот завтра мы с тобой вместе пойдем к учителю.
— К учителю? — переспросил Ури. Глаза его с беспокойством забегали. Такой поворот дела был неожиданным. — Зачем? Да ты спятил, капитан!
— Мы пойдем и все ему расскажем, о пасторе тоже, — твердо сказал Ильмар. — Ты знаешь меня, Ури. Это мое последнее слово.
— Ни за что! Да! Я не пойду!
— Тогда я один пойду!
— Попробуй только.
Ильмар угрожающе поднялся. Ури тоже вскочил и, попятившись, многозначительно сунул руку в карман. Ильмар подошел к нему вплотную.
— Ну? — строго спросил он, сжимая кулаки.
Ури отшатнулся. Трясущимися губами он с ненавистью прошипел:
— Хорошо, пойдем… только после каникул. Завтра я уезжаю. Но ты… не вздумай без меня пойти. Я с тебя слова не снимаю, помни!
— Ладно, пусть так. Садись и пей свое молоко, — презрительно бросил Ильмар, — Я посмотрю, что с плитой делается.
Оставшись один, Ури долго смотрел на сундучок Ильмара. Внезапно какая-то мысль озарила его лицо.
— Хорошо же, ты еще пожалеешь… — прошептал он, Ури быстро нагнулся, что-то взял из сундучка и тихо шмыгнул в сени, где висела его куртка.
Глава 25. СЛУЧАЙ У БЕЛЫХ СКАЛ
Старый рыбачий парусник встал на якорь недалеко от каменистого берега Кивиранна.
Ильмар сидел у мачты и возился с морским компасом. Сойти с рыбаками на берег он не захотел.
— Ну, что ж, — после минутного раздумья сказал Мадис, — оставайся, за шкипера будешь. Только мы ведь не скоро вернемся. Может, час, а может, и два проторчим. Сам знаешь, к кому приехали. Как бы не замерз, сынок, — погода свежеет. — Мадис показал на море.
Низкий, холодный ветер срывал с гребней высоких зеленовато-серых волн брызги пены. Вода пузырилась и становилась непрозрачной.
— Ничего, дядя Мадис, не замерзну. Нарочно полушубок взял, он теплый.
— Ну, коли теплый, будь по-твоему. Тогда мы и рулевого с собой прихватим. У Энделя длинный язык, как раз для нашего дела годен.
С кормы послышалось добродушное ворчание. Громадный широкоплечий детина, только немного уступавший Мадису ростом, показал приятелю пудовый кулак.
Рыбаки засмеялись. Все хорошо знали, что Эндель и двух слов толком связать не может.
— Я тебе, сынок, все же плащ оставлю, — сказал Мадис. Он снял с себя большой парусиновый плащ и закутал в него Ильмара, под ноги сунул овчину. — Ну, с богом! — крикнул он рыбакам.
Три неуклюжих великана отвязали от кормы лодку и отчалили.
Мадис покачал головой.
— Зря парня оставил. Не дай бог, сковырнется с борта. Вишь ты, сказал он словно про себя, — Вольдемар на этом "Калеве" рыбачил, и Ильмар, как свободная минутка, — так на парусник. Чистит, скребет его, сам красил прошлой весной. Хороший парень, труд любит и рыбак будет что надо. А вот что, братцы, — обратился Мадис к рыбакам, — ежели с мотоботом дело выйдет,
— Славный был рыбак, — согласились великаны. — Немного таких на острове осталось.
Деревня Кивиранна находилась недалеко от мыса Белые скалы. Проклятый мыс, темневший вдали грудой хаотически нагроможденных скал, далеко под водой протянул свои каменные щупальца. Причудливо источенные волнами льдины, как большие белые чайки, сидели на торчащих из воды вершинах камней.
Рыбаки Тормикюла приехали сейчас к своим соседям поговорить насчет нового большого мотобота, где еще прошлым летом заказали в Ленинграде этот мотобот. Не так давно ленинградцы телеграфировали, что заказ выполнен и что вместо одного судна у них можно приобрести сразу два.
Тормикюласцы, пронюхав о телеграмме ленинградцев, решили воспользоваться случаем и обзавестись крепким мотоботом.
Старый Пилль, провожая "дипломатов", наказывал Мадису:
— Смотри, Мадис, дело тонко веди. Сам знаешь, "Калев" долго не протянет. Я бы поехал с вами, да дела серьезные есть.
Рыбаки отлично понимали, что за дела у Пилля. Гордый старик был не в ладах кое с кем из кивираннаских рыбаков и ни за что не хотел идти к ним на поклон.
Ветер крепчал. Неровные пенистые кольца угрожающе плясали на свинцовых волнах, обдавая Ильмара водяной пылью. Свернутый парус поблескивал ледяными каплями. Парусник сильно качало. Раздался треск. Уже не волны — большие грозные валы с белыми кипящими гребнями яростно колотили о борт.
Якорный канат натянулся, как струна. С носовой части опять донеслось подозрительное потрескивание.
Ильмар начал беспокоиться. Дяди Мадиса все нет и нет. Теперь рыбакам нелегко будет добраться по таким волнам до парусника.
Он стащил с себя парусиновый плащ и, сгибаясь под бешеным шквалом ветра, стал пробираться к якорной лебедке.
В сизой от табачного дыма комнате собрались рыбаки. Они сидят вдоль стены на лавке, курят и молчат. За столом так же молча попыхивают трубками Мадис и кивираннаский рыбак Ярве. Мадис отлично знает нравы рыбаков Кивиранна и поэтому не спешит.
По всему острову идет о них молва как о самых неразговорчивых людях.
Великаны из Тормикюла, посмеиваясь над своими молчаливыми соседями, говорили, что, пока выжмешь из них слово, съешь бочку салаки.
Соседи тоже не оставались в долгу и сочинили про медлительных великанов пословицу: если тормикюласец услышит в воскресенье у церкви шутку, то смеяться будет только на следующее воскресенье.
Рыбаки Кивиранна даром что молчаливые, но на язык к ним попасться не приведи бог. Так хитро могут сказать, что не сразу и поймешь, в насмешку это или по простоте душевной. После войны они стали самыми богатыми людьми на острове, но несмотря на это, одежду носили старую да и в плохоньких избушках своих по-прежнему не заводили никаких удобств. Это тоже служило предметом насмешек тормикюласцев.