Остров водолазов
Шрифт:
Через час после их ухода в музее начался пожар, который жители соседних домов потушили собственными силами, при этом часть экспонатов могла пропасть, что установлено актом инвентаризации, к составлению которого я привлекался.
Уехав из Владивостока после сдачи в государственные фонды оставшегося имущества музея, я в последующие годы исполнял неоднократно ответственные должности в системе органов культуры и здравоохранения. В родной город Владивосток вернулся недавно, по случаю выхода на пенсию.
Возвращаясь
С приветом пенсионер республиканского значения Прилепа».
— Вот он каков — Прилепа! — сказал Аркадий. — Теперь мы знаем историю пенала.
— Главное, в нем есть какая-то тетрадь, — сказал я. — Тетрадь, о которой Соболевский имел все основания заботиться.
Аркадий кивнул. Он долго сидел у окна в тот день, держа на коленях конверты. Может быть, он вспоминал ленинградский вечер, когда сочинял письма, над обстоятельными ответами на которые долго потом бились бывший гимназист и бывший подпольщик.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
в которой появляются водолазы
Василий Степанович пришел через неделю. Траулер, на котором он добирался до нас, швартовался неловко. Он навалился на пирс, раздался хруст дерева и протяжный скрип стали.
Двое парней на палубе рядом с Василием Степановичем с любопытством разглядывали поселок.
— Водолазы? — крикнул Аркадий.
Парни закивали.
— Давай, ребята, выкидывайтесь, — сказал, подходя к ним, моряк в мятой капитанской фуражке, — Стоять не будем.
С палубы на пирс полетели рюкзаки, ватники. Открыли борт, стали выносить тюки и ящики.
— Три акваланга привезли, — сказал Василий Степанович, подходя к нам. — Заждались?
— Немного. Это компрессор?
— Да.
Последним вынесли тюк с палаткой. Траулер затарахтел дизелем и стал отходить. Он вычертил сложную спираль посреди бухты и исчез за мысом.
— Будем знакомиться, — сказал Аркадий.
— Николай…
— Боб.
— Вообще-то его зовут Иваном, — объяснил Василий Степанович. — Но, сами понимаете, Боб на танцплощадке звучит лучше.
Водолаз помоложе кивнул.
— Какая там глубина? — спросил другой, постарше. Он говорил про «Минин».
— Двадцать метров.
— Когда мы уродовались на «Эмбе», — сказал Боб, — у нас палатка стояла на палубе. Я тогда работал в Гидромете. «Эмбу» торпедировали
— Ладно тебе, — сказал Николай. — Палатку помоги тащить.
— Можно оставить ее на пирсе, — сказал Василий Степанович. — Все равно скоро грузиться. Катер дадут — и пойдем.
— Как хотите.
Решили ночевать у пирса.
В сарае, где расположились водолазы, стоял, густой запах смолы и прелой пеньки. В дощатом полу чернели неровные, с округлыми краями, щели. В углах шелестели крысы.
Мы сидели у электрической плитки, слушали, как пищит, закипая, медный чайник, и рассказывали прибывшим историю гибели судна и его поисков.
— Сходим посмотрим, — повторил Николай. — Катер прямо с утра? Вот и хорошо.
Утром мы ушли к Двум Братьям.
На «Минине» ничего не изменилось.
По наклонной изъеденной ржавчиной палубе катались морские блохи. Черные потеки водорослей стыли в углах. Через рваные края пробоин тускло светила зеленая непрозрачная вода.
— Так… так… — бормотал Николай. Он ходил по обломкам «Минина», как кошка. Он принюхивался к железу и торопил Боба.
Они надели акваланги, с плеском упали в воду, медленно шевеля ластами, и, поблескивая белыми баллонами, скрылись.
Овальные пузыри, вихляя и пульсируя, поднимались из глубины. Они выскакивали на поверхность, с легким урчанием распадались и вызывали сложную систему кругов.
Мы с Аркадием ждали.
Прошло полчаса, вода раздалась, и из нее показался Николай. Он подождал напарника, оба взобрались на платформу, разделись, закутались в одеяла и стали рассказывать.
— Кто его знает, — как-то неопределенно, шевеля щеточкой усов, начал Николай. — Пароход, конечно, тут. Вернее, то, что от него осталось. В общем — это лом. Там, под нами, машина или котлы. Много труб. Заросло все — не узнать, мидии — как горы. Вроде бы это средняя часть.
Аркадий слушал и мрачнел.
— Правильные водоросли, — добавил Боб. — Лес.
— Не в них дело, — продолжал Николай. — Эта часть судна почему уцелела? Сидит между камней. Здоровенные две скалы. Все, из-под воды если смотреть, получается как башня: скалы — на них кусок судна. А остальное разнесло — нет парохода, даже где у него был нос, где корма, не различишь.
Боб кивнул.
— Внизу машина. Это — верно.
— Делать нечего, — мрачно сказал я. — Возьмем шатун на память, подарим музею, и все.
Зарядил дождь. Мелкая капельная морось упала на остатки «Минина». Море слилось с небом, все стало неразличимо серым.