Остров водолазов

Сахарнов Святослав Владимирович

— Вот он! — снова сказал Аркадий.

На этот раз никто не отозвался. Все видели: из глубины в дробном облаке пузырей медленно поднимается расплывчатое темное пятно. Оно шевелилось, разделялось на части и соединялось вновь. Заблестели белые пятна воздушных баллонов, замелькали голубые ласты. Поддерживая руками что-то длинное и бесформенное, всплыл человек.

Он терся у борта катера, поддерживая опутанный тросами груз, отводил его от борта, сам остерегаясь удара.

— Раз-два — взяли! — скомандовал Боб.

Груз вышел из воды, превратился

в длинный, опутанный тросами и зелеными водорослями, поросший ракушками цилиндр, потяжелел и остановился. Как мы ни бились, он только покачивался, глухо ударялся о борт, но дальше вверх идти не хотел.

— Мы просто устали, надо отдохнуть, — сказал, отдуваясь, Аркадий. — Такой пенал не может быть чересчур тяжелым — его ведь носили с места на место.

Остановив тросы, перегнув и закрепив их, мы сели отдыхать.

— Долго вы там? — крикнул Николай из воды.

— Сейчас…

Мы снова разобрали тросы, ухватились поплотнее, уперлись, стали плечом к плечу, потянули. Груз, ударяясь о борт, легко пошел вверх, остановился у среза платформы, приподнялся над ним, перевалился, с грохотом обрушился на палубу и замер.

Мы молча расселись вокруг.

Николай вышел из воды.

Черная туча обняла полнеба. Флаг на мачте трещал и рвался. В вантах начинал тонко петь ветер.

— Надо уходить, — крикнул Григорьев с катера, — скоро начнется. Хорошо, если успеем дойти.

Мы успели. Не заходя на островок — там оставалась одна кухня, — мы направили катер к Изменному. Мы шли, тарахтя мотором, раскачиваясь и ловя звуки надвигающегося ненастья. К исходу второго часа черные мысы встали перед носом катера. Нас уже болтало. Белые вспышки пены мигали у подножия скал. Волны догоняли нас, поднимали корму, клали катер на один борт, на второй, уходя, обгоняли, высоко задирали катерный нос. В вантах нетерпеливо, угрожающе непрерывно гудел ветер.

Наконец мы вошли в темную пасть бухты. Впереди вспыхнули дробные огоньки поселка. Они горели спокойно и уверенно. В корму ударило. Хлесткий сноп брызг, пролетев над палубой, окатил наши спины.

— Ушли, — сказал Григорьев. — Теперь-то что!

Показался причал. Одинокая черная фигура стояла на нем. Человек держал руки в карманах, воротник его пальто был поднят.

— Василий! Смотри — Василий! — сказал мне Аркадий. — Приехал-таки. Вот молодец!

Катер, работая мотором назад, гася инерцию, медленно подходил к причалу.

Над нашими головами исчезали звезды. Невидимая туча, наползая, закрывала их…

Шторм продолжался четыре дня. Желтые пенные валы один за другим входили в бухту. От непрерывных их ударов о скалы стоял гул. Дождь лил беспрестанно, то усиливаясь, то ослабевая. Ручьи вздулись и вышли из берегов. Шумя и вздрагивая, вода билась о стволы деревьев. Один из сараев, подмытый, рухнул, и вода, разобрав его по доске, унесла в бухту.

Ветер выл ровно и безнадежно;

усиливаясь, он переходил в свист, и тогда все остальные звуки исчезали, уступая ему. Не было ничего — только этот бесконечно ликующий свист, не оставляющий надежд.

В полдень от пирса оторвало бот. Его долго носило по бухте, пока не выбросило на камни у входного мыса. Мы побежали туда с рыбаками и, стоя по пояс в воде под холодными брызгами, держась руками за холодные мокрые камни, передавали друг другу вещи, которые снимали с бота Матевосян с двумя водолазами.

Катер сидел прочно, с каждым ударом все глубже уходя в расселину между камнями. Волны то и дело накрывали его палубу.

Стоя на ней, сотрясаемые ударами воды, рыбаки сняли телефон, компасы, отличительные огни. Прежде чем катер развалился, они успели вытащить аккумуляторы и унести рацию.

Когда корпус стал трещать и распадаться, люди покинули судно. В поселок шагали молча. Каждый думал о своем. Мокрые струи текли по нашим плечам, лица были сырыми…

— Неприятность? — спросил Аркадий бригадира.

Тот кивнул.

— Может, мне сказать в Южно-Курильске? Мол, был при этом, видел. Отметить героизм…

Матевосян насмешливо посмотрел на него.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,

не уступающая по важности предыдущей

Вечером того же дня мы открывали поднятый с «Минина» цилиндр. Когда лезвие ножа, которым Николай счищал налет водорослей и сбивал пласт раковин, уперлось в какую-то неровность, все затихли. Нож уверенно открывал место кольцевого стыка.

— Крышка! Во гад! — свистящим шепотом сказал Боб.

Николай осторожно надавил на рукоять. Лезвие финки, повинуясь руке, углубляясь в поверхность цилиндра, отделило лепесток металла. Тусклый свинцовый блеск возник на месте ущерба.

— Это пенал, — сказал Аркадий. — Друзья мои, это пенал!

В сарае, где мы сидели, наступило молчание. Свист и рев ветра исчезли. Немая тишина грохотала над нашими головами.

— Будем вскрывать, — сказал Василий Степанович.

Очистив цилиндр и уложив его на кусок брезента, мы внимательно рассмотрели находку. Это был действительно пенал — металлический пенал, местами покрытый тонким слоем свинца. Он состоял из двух половин. Свинец в месте соединения был искусно раскатан и закрывал щель впотай. Остатки разорванных ушек, вероятно, предназначались для замка.

Николай стал осторожно резать свинец кончиком ножа. Узкая голубая полоска отходила, открывая щель в месте соединения крышки с пеналом. Пенал перевернули и поставили на попа. Стали тянуть крышку вверх. Она поддалась не сразу. Покачали — она нехотя поползла. Из открывшегося отверстия пахнуло прелью. Показался матерчатый истлевший чехол.

— Это сверток, — едва выдавил из себя Аркадий. — Осторожно, ради всего святого, осторожно!

Пенал снова положили на бок. Из него бережно вытащили сверток, зашитый в холст.