Остров водолазов
Шрифт:
— На борту сиди, на воздухе, — посоветовал мне, перегибаясь через поручни катера, Боб. — А то схватишь по хребту.
Я пересел. И тотчас, как хлыстом по воде, ударил двойной взрыв.
Затем, глухо и резко, еще один.
— Теперь всё, — сказал Николай. — Кинулись!
Мы с Николаем опустились под воду.
Серебристые облачки пузырей клубились в коричневой груде железных полос и балок.
Николай подплыл к борту. В нем зияло отверстие… Кусок железа, который преграждал вход внутрь машинного отделения, отвалился, однако открывшаяся пробоина была
Я показал ему — никак!
Он подумал, протянул мне фонарик и начал расстегивать пояс.
Я смотрел, ничего не понимая. Он сделал глубокий вдох, вынул изо рта загубник и сбросил акваланг. Я подвинулся к нему. Взяв загубник в рот и держа акваланг перед собой в вытянутых руках, Николай осторожно приблизился к пролому. Бережно толкая баллон перед собой, он начал, пролезать внутрь судна. Черная пробоина поглотила его. Я повис на железном листе, просунул внутрь пролома руку с фонариком и начал светить. Слабая шевелящаяся тень медленно двигалась впереди. Скоро она исчезла.
Я ждал. Время казалось мне убийцей.
Наконец в слабом укороченном луче фонаря зажелтело какое-то пятно. Оно приблизилось, выплыло из полутьмы и превратилось в белое округлое дно баллона. Затем показались пальцы руки. Я отплыл в сторону. Вслед за аквалангом из пробоины показался Николай. Не надевая баллон, он поплыл вверх. Мы всплыли одновременно. Я первый увидел шлюпку и потянул Николая за плечо, указывая к ней путь.
Около шлюпки мы остановились. Чьи-то руки приняли у Николая акваланг, он вылез из воды первым, я — вторым.
— Ну? — нетерпеливо спросил Аркадий. — Так что? Ну?
— Что-то есть, — тяжело дыша, сказал Николай.
Воцарилось молчание.
— Ч-ч-что?
— Что-то есть. Какой-то цилиндр. Может, часть машины? Он сразу у пробоины и крепко зажат.
Происходящее начало казаться мне сном. После стольких недель поисков… Первый взрыв и сразу же… Как мог узнать Белов, где находится пенал? Хотя, может быть, это и верно — всего лишь цилиндр или кусок трубы?
— Где он лежит?
— Там выгородка такая. Тамбур, площадка трапа. Стенки перекорежены. А на полу лежит вот такое…
Николай мокрым пальцем нарисовал на резиновом борту шлюпки длинный предмет.
— В диаметре сантиметров двадцать, — сказал он. — Но я говорю: может, это труба. Виден только торец.
Мы вернулись на остров и обнаружили, что неисправен компрессор.
— Надо ехать на Изменный. Чинить. Только тогда… — Николай угрюмо посмотрел на нас.
— Я поеду, — сказал Боб. — Терпели полмесяца, потерпите еще.
Эти дни показались нам с Аркадием вечностью. Компрессор привезли, и мы снова начали работать. Мы работали теперь в три смены. Один водолаз сменял другого.
Ухудшалась погода. Нам не хватало дней.
С юга от берегов Хонсю шел
— Понимаешь, — сказал он, — в прошлом году тоже тайфун был. Так в бухте все перевернуло. Здесь, на острове, вас смоет. Ничего не оставит. Торопиться надо!
Мы стали торопиться. Матевосян прислал Григорьева с катером. Мы рискнули, провели катер между камней, поставили у «Минина» и все спуски стали делать с него. Вода становилась все холоднее. Человека, который поднялся на поверхность и снял акваланг, растирали спиртом и заворачивали в два одеяла.
Под водой пилили железо. Несколько раз мы решились пустить в ход тол. Взрывали маленькие кубики — желтые, как яичное мыло. После каждого взрыва опускался Николай. Мы ждали его с замиранием сердца. Все обошлось благополучно.
— Лежит, — говорил он, подняв маску на лоб и стараясь удержать голову над водой. — Лежит, а не возьмешь.
Наконец однажды он вынырнул и сказал:
— Можно поднимать!
За борт опустили два тонких стальных троса с петлями и металлическими карабинами. Укрепляли их Николай и Боб. Возились долго. Отогреваясь на палубе катера, Николай рисовал нам систему креплений. Он опутывал загадочный цилиндр, как паук жертву. Он пеленал его со страстью и безумной мнительностью матери. Несколько раз он мастерил на катере из обрывков пеньковых веревок мягкие петли-удавки и уносил их с собой под воду.
— Еще вот так прихватил, — говорил он, добавляя к рисунку изогнутую линию. — И тут, для страховки…
Поднимали вечером. Погода хмурилась. На юге, над непроницаемым горизонтом, сгущалась синева. Серое ватное небо наливалось чернью. Заходило невидимое солнце.
Мы стояли у борта катера, наклонясь, ожидая, когда на поверхность выскочит белый буек, который унес с собою под воду Николай. Это будет сигнал к подъему.
Буек выскочил внезапно, заиграл, заплясал на маслянистой воде. Мы расхватали стальные концы, обвернули ладони тряпками, по команде Боба стали тащить.
Сначала тросы шли легко — выбиралась слабина, — потом остановились. Боб скомандовал: «Два — взяли!», и, упираясь, преодолевая сопротивление невидимого груза, мы начали подъем. Трос был не новый, саднило ладони. Розовая струйка показалась у меня на руке.
Мы тащили, кряхтя, переругиваясь и топчась на скользкой палубе. Мы вели себя, как стадо коров около узкой кормушки.
— Скоро там? — не выдержав, спросил я.
Боб озлобленно посмотрел на меня через плечо:
— Тяни!
— Вижу! — закричал Аркадий. — Идет!
Он ошибся. Всплывал аквалангист. Он выскочил на поверхность, замахал руками, сорвал с лица маску и крикнул:
— Стой!
Укрепив маску на лице, он снова скрылся под водой. На месте его исчезновения дружно всплыли белые грибовидные пузыри.
Мы держали эту проклятую тяжесть на весу с полчаса.
Наконец Николай снова всплыл, устало сказал:
— Давай! — и погрузился.
Мы работали с тупым упорством галерных гребцов. Мы перебирали жесткие петли троса и укладывали их на палубу.