Остров живых

Берг Николай

– Ладно, меня зовут Виталий. Хочу узнать, что у вас тут творится. А мои друзья вокруг в лесу, так что…

– То-то ты ружьями увешан, даже в дом зайти не можешь, чтоб не повалить тут все, – усмехнулась старуха.

– А это ты к чему?

– К тому, что девчонка твоя уже тут за дураков всех держала и вляпалась. И ты, мил-человек, тоже вляпаешься. И не Виталий ты, и приятелей у тебя в лесу нет. Пришли вдвоем, а теперь ты один, считай, остался.

Витя немного обалдел:

– А с чего это вы решили-то?

– А с чего это не решить, – передразнила его бабка. И сжалившись,

сказала немного свысока: – Из леса девка, а мытая. Волос чистый, морду запачкала, думала, верно, не заметит никто. Пахло от нее мылом да маслом ружейным, а ружья нету. А на тебе как раз на двоих хватит, столь навешано. И имя когда говоришь, не заикайся, видно ж, что выбирал, как назваться. Нужно-то чего, у меня, кроме пяти яиц и курочек двух, и взять нечего, да и не советую, я тут под защитой. – Бабка подумала и добавила: – Крыша у меня тут!

– Не, еды у меня хватает. Я думал в ремонтную мастерскую податься, у вас тут была. Помню, чинился тут раньше, – сообщил селянке Виктор.

– Что ж не подался, а по задворкам шаришься?

– Так время такое, видели в лесу машины разграбленные, и людей там побито много было.

– Ага, решили, значит, что девка проверит, а ты за ней следом? – Бабка очень выразительно хмыкнула.

– Да, в общем, так…

– А и дураки вы оба набитые. Девке-то простительно, а ты о чем думал?

– Что здесь происходит? – спросил Виктор.

Бабка помолчала. Потом подняла глаза и прямо в лоб, жестко:

– Вы кто такие, откуда взялись и где живете? И не ври, сокол, хватит уже врать.

– Из Питера. Тут у Арины жили.

– В Ольховке, что ль?

– Да, там. – Виктор решил открыть карты, хотя б и не полностью. Если все пойдет наперекосяк, по его следам добраться до Ольховки, несмотря на все петли и его жалкие следопутанические трюки, не проблема совсем.

– Как Арина поживает?

Виктор опешил:

– Да никак она не поживает, умерла она, угорела зимой.

– Надо же… И давно? – закручинилась бабка.

– Три года уже как…

– Надо же… А ты ей родня?

Виктор на секунду задумался. Не выдать ли себя за восьмиюродного внучатого племянника шурина деверя Арины, но решил не впутываться, больно уж бабка стояла умиротворенно и безмятежно.

– Нет, не родня. Знакомый. Останавливались мы у нее.

– Так вы те дурни, что в лесу что-то шароежились? Сразу-то не признала, а по рассказам похож. Ладно, раз так. Арине спасибо скажи. Глянулись вы ей тогда, а мы с ней сродственницы. Вот сюда зря заявились. Очень зря.

Странно, но наезд Ильяса получился удачным – местные стушевались немного под его напором. ПОТы остаются на месте контролировать окрестности гаражей, а мы возвращаемся на прочесывание. Ильяс хочет найти пулемет и морфа. То есть себе на задницу приключений. Надо будет посмотреть как-нибудь, нет ли у него вместо пупа гайки, как у того героя сказки. Тот, помнится, все искал гаечный ключ на свою нестандартную гайку. Наконец нашел, открутил – и у него ползадницы отвалилось.

Мы опять лезем на крыши. Теперь с нами еще и собаки. Вроде бы всех активных недоморфов выбили, и морф никак себя не проявил. Теперь начинается

тягучее и муторное, с многократной перестраховкой проверяние гаражей. Ильяс словно шахматные фигурки переставляет наши тройки и местных. Нас с Надеждой и Демидовым определили в тыл: мы проверяем те гаражи, которые уже досмотрены нашими кумпаньонами. Задача простая – проверить, что тут можно сгрести полезного вообще и в частности, упирая на нашу специальность.

Полезного в гаражах-то много, да вот беда – вряд ли нам местные дадут все захапать. В лучшем случае то, что мы сможем утащить трофеем, да не все, тут нас опередили. Мы как раз добрались до зомби, валяющихся на перекрестке, – один точно за спиной что-то оружейное имел, я ж запомнил оружейный ремень на черной кожаной куртке. Ан нету уже, спер кто-то, пока наши выжимали остатки недоморфов с окраины гаражей.

То, что тут происходило даже мне понятно. Чисто обглоданные кости, следы суматошного боя то в одном, то в другом месте, и рубежи обороны, которые засевшие здесь головорезы сначала заготовили старательно, но явно против людей, машин и тупых зомби, и лихорадочные нелепые баррикады, сляпанные совершенно уже глупо, в ужасе, когда за головорезов взялись вскормленные ими же по свирепому их скудоумию недоморфы. И гильзы, ошметки одежды, всякий мусор, придающий брошенному полю боя сходство с мусорной свалкой.

Единственное, что нам попалось дельного, – ремонтная яма, куда кто-то хозяйственный аккуратно сложил несколько центнеров картошки. А так всякие инструменты, баночки с краской, маслом, черт знает чем и черт же знает зачем и всякая гаражная хрень. Те зомби, которые там были, уже вычищены, и взгляд проскальзывает по их телам, не цепляясь.

Ну и, разумеется, куча запчастей ко всем машинам мира, которые, может, и пригодятся когда, но не мне. Замечаю, что Демидов шмонает по карманам трупы, всякие бумажки бросает сверху на обысканного, а что-то забирает себе.

– Эй, Гаврош, ты кончай так мародерить. Надерут нам уши по твоей вине. Ты б еще зубы золотые драть начал.

– А чо, им все равно это без толку. И потом, вы ж со жмуров берете всякое, а мне и нельзя?

– Так мы оружие берем, а ты вон всякие вещи. Иди вон давай, карауль снаружи.

– Байду говоришь. Сам мародер, а туда ж…

– Иди, иди, лекции мне тут будешь читать, – пользуюсь я своим извечным в таких спорах правом более толстого и крупного взрослого.

Демидов вылезает из гаража и окликает нас с Надеждой:

– Эй! Лекари! Тут мужик ранетый!

Переглянувшись с Надеждой, выходим из гаража и видим, что из небольшого, сильно замусоренного тупичка с видимым усилием, на подламывающихся руках, волоча ноги, к нам грузно ползет толстый мужик в замызганном камуфляже. Он что-то жалобно бормочет, почти возя носом по насту. Заметно, что и головы ему не поднять, потому нам видна только натянутая на его башку ушанка, когда-то пушистая, дорогая, а сейчас слипшаяся и паскудно выглядящая.

Не сговариваясь, делаем шаг к нему, и мне приходит в голову, что вообще-то при таком разгуле недоморфов живому тут уцелеть было невозможно. Прихватываю Надю за локоть, она непонимающе оборачивается.