Остров живых
Шрифт:
– Так ведь ты же курочек-то прибрал…
– Все, припрыгала! Не понимаешь ты по-хорошему. Вынимай свои челюсти, тварь тупая.
– Костенька, ой, только не это. Как же я без них, теперь же уже новых не сделают, – взмолилась совершенно искренне старуха.
– Вынимай и кидай на пол, а то сейчас по ребрам! – рявкнул гость.
Не дожидаясь развязки, Витя глянул в дверной проем одним глазом: Костька, молодой совсем пацан откровенно городского вида, стоял к нему спиной. Это было так соблазнительно, что Виктор, одновременно замахиваясь своей странноватой битой, сделал шаг, другой и
– Хэп! – странно икнул Костька и повалился мешком.
Второго удара не понадобилось, клиент оказался вырублен надолго.
Старуха неловко пнула его в ребра:
– Черт гладкий! Вот тебе рубелем по башке дурной, а не челюсти мои топтать, ишь, моду взял.
И, повернувшись к Витьке, спросила:
– Дальше что делать будешь? Теперь обратно дороги нету.
– Сколько их еще тут? – хмуро уточнил Виктор.
– Сейчас в доме каменном главный со своей бабой, да еще один из ихних за служащими наблюдает.
– Какие служащие? – удивился гость.
– Так главный говорит. Мы все одна корпорация, и потому есть руководство, значит, и есть сотрудники. Это они так своих этих рабов, что в гараже живут под замком, и нас называют.
– Ирка моя у главного? – еще более хмуро осведомился Витя. Заранее уже зная ответ.
– Да, там, – подтвердила сурово бабка.
– А остальные? – не показывая легкого мандража, все-таки уверенным мужским тоном спросил Витя.
– Остальные вечером на грузовике приедут – с выезда на «пленэр», как они говорят. Ты Костьку-то свяжи, не управлюсь я с ним.
Повязав Костьку от души и отдав бабке его двустволку и патронташ с ножом, дурацким, тяжелым, а-ля Рэмбо, с глупой и непрактичной полой рукояткой, в которую напихано все якобы необходимое для выживания в пустыне и тундре, Витя живым духом выбрался из избы. Один этот нелепый нож рассказал Вите о его владельце достаточно, чтоб понять – тут не бандосы, не серьезные люди, а дешевки, наглые, жестокие, но дешевки. И это обнадеживало, теперь Витя был уверен, что все получится.
Он закинул пулемет на спину и, держа в руках помповушку, короткими перебежками добрался до двухэтажного особняка. Вблизи особняк выглядел не так величественно, как с окраины из кустов. Оказалось, что каменный он весьма условно, собран из дешевых пеноблоков, да и окошек в нем негусто, что придавало дому амбарный вид, корявый для глаза.
Дверь была открытой и, просочившись через темноватый тамбур, Виктор оказался в такой же темноватой прихожей, чуть не запнувшись о толстую старуху, мывшую пол.
Витя приложил палец к губам и шепотом спросил:
– Главный где?
Старуха, выпучив от удивления глаза и прикрыв рот ладонью, закивала, показывая, что главный на втором этаже.
– Не наврала? – уточнил Виктор.
Та отчаянно замотала головой, отползая на заднице подальше от обвешанного оружием незнакомца.
Грозно глянув на нее и не очень убирая ружье, Виктор на цыпочках взлетел по лестнице и открыл заскрипевшую, будь она неладна, дверь.
Совершенно неожиданно он почти нос к носу столкнулся с молодым мужиком, уже потянувшимся рукой к ручке.
Опешили оба на доли секунды, после
Враз ослабев и покрывшись липким каким-то слабящим по ощущению потом, Витя передернул еще раз, выкинув остро воняющую порохом гильзу, и выстрелил удачно, почти одновременно со своим врагом. Почуял, что больно рвануло тупой спицей в руку, и тут же в уши, и так уже контуженные пальбой в комнате, сверляще впился визг. Визг оттуда, куда только что Витя влепил картечью.
Еще одна гильза вылетела прочь. Он, отчаянно промаргивая залитые слезами глаза, смог неясно разглядеть что-то дергающееся напротив, когда словно от пинка ногой распахнулась дверь в комнату, и Виктор смог разглядеть вроде бы женский широкозадый силуэт. Движение силуэта было ясным – так можно только вскидывать ружье к плечу.
Отчаянно доворачивая несусветно тяжелое и неуклюжее, словно ствол противотанковой пушки, ружье, Витя четко и ясно понял – все, не успевает, совершенно и безнадежно, но, выкладывая все свои силы в эти доли секунды, потому что больше ничего не оставалось делать, только в этом движении был единственный и высший смысл, он тянул и тянул неподъемный ствол к силуэту.
Толком он и не разглядел, как оно вышло, но что-то розовое, стремительное вымахнуло вслед за бабой и гулко врезалось бабе в спину. Обвально жахнул куда-то вверх дуплет. Баба, взвизгнув, полетела вперед и, угодив в распахнутую дверь, загремела кувырком по лестнице.
Один глаз у Вити уже прозрел чуток – и с радостью он увидел рядом с собой Ирку, почему-то совершенно голую. Сияющие от радости ее глаза оказались совсем близко, и она выдохнула с восторгом:
– Пришел! За мной пришел!
Чмокнула его куда-то не то в лоб, не то в нос и вертко развернулась задницей.
– Режь! Режь скорее!
Витя немного затупил, пока наконец для него стало ясным, что резать – руки Ирки были скручены нейлоновой веревкой в локтях. Словно пудовую гирю он поднял нож и стал пилить веревку, чуть не роняя легкий в общем-то ножик из внезапно ослабевших рук.
Ирка что-то говорила, но он не понимал о чем, все внимание уходило только на то, чтоб не выронить нож и все-таки пилить эту чертову веревку, ставшую словно металлической. С таким трудом любовно и старательно отточенное до бритвенной остроты лезвие въедалось в нейлон.
Ирка громко ойкнула и дернулась. До Виктора дошло, что он порезал ей руку, но уже путы ослабли, и подруга ожесточенно стала выдирать руки из петель веревки. И наконец освободилась, схватила свою помповуху и рванула на лестницу.